- Алло.
- Привет, Сара…
Это был не Джонни. Звонила Энн Стаффорд со школы. Энн была на год старше Сары и работала в Кливсе уже второй год. Преподавая испанский язык. Всегда веселая, энергичная, она нравилась Саре. Но в это утро тон ее был необычно серьезный.
- Как ты там, Энни? А я немного приболела. Наверное, Джонни сказал тебе. Наверное, съела на ярмарке несвежую сосиску…
- О боже, так ты еще не знаешь? Ты… ничего… не… - Энн начала странно глотать слова, будто давясь ими.
Сара слушала ее нахмурившись. Поначалу она удивилась, а потом поняла, что Энн душат слезы, и страшно забеспокоилась.
- Энн! Что случилось? Не с Джонни, нет? Он не…
- Автомобильная авария, - ответила Энн. Она уже плакала не скрывая. - Он ехал в такси. Машины врезались друг в друга. Встречную машину вел Брэд Френо, с моей испанской группы, он погиб, а его подружка умерла сегодня утром, Мэри Тибо, она училась в одном из классов Джонни… Это ужасно, просто ужа…
- А ДЖОНН?? - крикнула Сара в трубку. ? снова заныло в желудке. Руки и ноги в миг онемели и застыли. -ЧТО С ДЖОНН??
- Он в очень тяжелом состоянии, Сара. Дэйв Пэлсен только что звонил в больницу. Они не надеются… одним словом, очень плохо…
Все вокруг начало темнеть. Энн продолжала говорить, но голос ее отдалился и был уже «где-то далеко-далеко», как сказал когда-то Э. Каммингс о аэронавте, который взлетел на воздушном шаре. В сознании, наползая друг на друга, толпились призрачные образы. Ярмарочное Колесо Удачи. Зеркальный лабиринт. Глаза Джонни, какие-то удивительно фиолетовые, почти черные. Его простодушное милое лицо в резком свете ярмарочного павильона с голыми лампочками на натянуто поперек проводе.
- не может быть, - сказала Сара, и ее собственный голос прозвучал где-то далеко-далеко. - Это какая-то ошибка. Когда он уехал отсюда, с ним было все хорошо.
Голос Энн вновь приблизился - удивленный, взволнованный, возмущенный тем, что такое могло случится с их ровесником, молодым и наполненным жизненной силой.
- Они сказали Дэйву, что он вряд ли придет в себя, даже если переживет операцию. А операция необходима, потому что голова у него… голова у него…
Что она хочет сказать? Разворочана? Что у Джонни разворочана голова?
? Сара потеряла сознание, может, чтоб не услышать этого последнего фатального слова, этого последнего ужаса. Трубка выпала из ее руки, а сама она тяжело осела в серый сумрак. Телефонная трубка качалась на шнуре, а из нее звучал голос Энн Стаффорд:
- Сара, что с тобой?.. Сара!.. Сара!..

3

Когда Сара добралась в Восточный медицинский центр штата Мэн, было четверть первого. Дежурная сестра за стойкой посмотрела на ее бледное, напряженное лицо, мысленно прикинула, сможет ли она вынести всю правд, и сказала, что Джонни Смит еще в операционной. Потом добавила, что его родители ждут в приемной.
- Спасибо, - сказала Сара.
Вместо того, чтобы повернуть в лево, она пошла вправо, заблудилось в больничных коридорах и была вынуждена повернуть назад.
В приемной ей резанули глаза яркие, сочные краски. Там сидело несколько мужчин и женщин, уткнувшись или в потрепанные журналы, или пространство перед собой. От лифта подошла седая женщина, отдала свой пропуск подруге, а сама села на ее место. Подруга ушла, стуча высокими каблуками, Остальные посетители продолжали сидеть, ожидая возможности навестить своих больных: кто отца, которому удалили камни из желчного пузыря, кто мать, у которой три дня тому назад выявили небольшую опухоль под одной из грудей, кто друга, которого ударило на работе паровым молотом. На всех лицах, будто тщательно наложенный грим, лежало показное спокойствие. Тревога была спрятана под его поверхностью, как мусор, сметенный под коврик возле порога. Сару снова охватило ощущение, нереальности происходящего. Где-то приглушенно дребезжал звонок. В коридоре чуть слышно поскрипывали чьи-то каучуковые подошвы…
Когда Джонни уходил от нее, он был целый и здоровый. Трудно себе представить, что теперь он где-то в одной из этих стеклянных башен, лежит и умирает.
Мистера и миссис Смитов она узнала сразу. Попыталась вспомнить их имена - и в первую минуту не смогла. Она сидели вместе почти в конце комнаты и, в отличии от других, еще не успели привыкнуть к тому, что так неожиданно ворвалось в их жизнь.
Мать Джонни сидела, положив пальто на стул за собой, и сжимала в руках Библию. Губы ее двигались в беззвучном чтении, и Сара вспомнила, как Джонни сказал, что его мать очень набожная, и в памяти всплыли его слова: «Может, даже слишком набожна, из того огромного слоя, который простерся между трясунами и заклинателями змей». Мистер Смит (Герберт, вспомнила она, его зовут Герберт) держал на коленях один из врачебных журналов, но смотрел не в него. Он смотрел в окно, где яркая новоанглийская осень прокладывала себе дорогу в ноябрь и дольше в зиму.
Сара подошла к ним.
- Вы мистер и миссис Смиты?
Они подняли на нее глаза, и их лица напряглись в ожидании чего-то страшного. Руки миссис Смит еще крепче стиснули Библию, раскрытую на Книге ?ова, так что побелели косточки пальцев. Молодая женщина перед ними не была одета в белый халат, но в этот момент им было все равно. Они ожидали последнего удара.
- Да, мы Смиты, - тихо отозвался Герберт.
- Я - Сара Брэкнелл, мы с Джонни близкие друзья. Как теперь говорят, встречаемся. Можно я сяду?
- Подруга нашего Джонни? - спросила миссис Смит резким, почти осуждаемым тоном.
Другие посетители быстро оглянулись и снова уставились в свои потрепанные журналы.
- Да, - подтвердила Сара. - Подруга вашего Джонни.
- Он никогда не писал нам, что у него есть девушка, - сказала миссис Смит тем же резким тоном, - Никогда, не слова.
- Тише, мать, - сказал Герберт. - Садитесь, мис… Брэкнелл, да?
- Сара, -сказала она с благодарностью в голосе и села на стул. -Я…
- Нет, никогда не писал, - продолжала миссис Смит. - Мой сын всегда признавал бога, но, наверное, в последнее время немного отошел от него. А господь бог, чтоб вы знали, наказывает неожиданно. Вот почему отступничество так опасно. Не заешь ни дня, ни часа…
- Уймись, - сказал Герберт.
Люди снова оглянулись на них. Герберт пронзил жену суровым взглядом. Вера какай-то миг с вызовом смотрела на него, но взгляд не стал мягче, и она опустила глаза. Она уже закрыла Библию, но ее пальцы неспокойно ерзали по переплету книги, будто она снова хотела окунуться в недра бурной жизни ?ова, который пережил столько невзгод и горя, так что она целиком могла сравнить его горькую судьбу со своей собственной и судьбой сына.
- Вчера вечером я была с ним, - сказала Сара.
Услышав это, мать Джонни снова метнула на нее осуждающий взгляд. Сара сразу вспомнила библейское значение слов «быть с кем-то и почувствовала, что краснеет. Казалось, эта женщина читала ее мысли.
- Мы ездили на окружную ярмарку…
- Средоточие греха и распутства, - выразительно сказала Вера Смит.
- В последний раз тебе говорю; уймись, Вера! - хмуро сказал Герберт, и положив свою тяжелую руку на руку жены, крепко стиснул ее. - ? это уже серьезно. Сара - милая девушка, и я не позволю тебе нападать на нее. Поняла?
- Средоточие греха, - упрямо повторила Вера.
- Уймешься ты или нет?
- Пусти меня. Я буду читать Библию.
Герберт отпустил ее. Сара чувствовала себя не очень.
Вера раскрыла Библию, и шевеля губами, начала читать.
- Вера очень расстроена, - сказал Герберт. - мы оба расстроены. Да и вы тоже, судя по вашему виду.
- Да.
-? хорошо вы отдохнули вчера вечером? - спросил он. - На ярмарке.
- Да, - ответила Сара; правда и ложь этого простого слова смешались в ее сознании. - Да, но потом… Понимает, я съела несвежую сосиску. Мы ездили на моей машине, и Джонни отвез меня домой. У меня сильно схватило желудок, А потом он вызвал себе такси. Еще пообещал сегодня позвонить в школу и сказать, что я заболела. Тогда я видела его в последний раз… - из ее глаз побежали слезы. Она не хотела плакать перед этими людьми, особенно перед Верой Смит, но не могла удержаться. На ощупь достала из сумочки бумажный носовой платок и прикрыла лицо.
- Ну, ну, - сказал Герб и обнял ее за плечи. - Ну, ну…
Она плакала, и ей казалось, будто ему немного легче от того, что он может кого-то утешить; ведь его жена находила себе горькое утешение в чтении истории ?ова, а он остался в одиночестве.
Люди оглядывались и смотрели на нее. Сквозь слезы они казались Саре большой толпой. Она знала, чтО они думают. «Пусть лучше она, а не я, лучше они трое, а не я или мои родные, тот парень умирает, ему разворотило голову, потому она там и плачет. ?м остается только ждать, когда сюда спустится кто-нибудь из врачей, поведет их в отдельную комнату и скажет…»
Постепенно ей удалось унять слезы и взять себя в руки. Мисс Смит сидела неестественно прямо, будто только что очнувшись от ночного кошмара, инее замечала ни Сариных слез, ни попыток мужа успокоить девушку. Она читала свою Библию.
- Скажите, пожалуйста, - попросила Сара, - с ним очень плохо? ?ли есть надежда?
Но прежде чем Герберт успел ответить, откликнулась Вера.
- Надеяться нужно на бога, мисс.
Сара заметила, как в глазах Герба мелькнула тревога, и подумала: «Он боится, что от горя у нее помутился рассудок. ? может, так оно и есть».



4

Долгий день медленно продвигался к вечеру.
Где-то после двух, когда в школе кончались занятия, начали съезжаться ученики из классов Джонни, в большинстве в рабочих куртках, химерных шапках и линялых джинсах. Сара видела очень мало тех, кого в мыслях называла юными пижонами, - многообещающих, нацеленных на колледжи учеников, ясноглазых и ясноликих. Те, которые потрудились приехать в больницу, были почти все оборванцы с длинными космами.
Некоторые из них подходили к ней и тихо спрашивали, не скажет ли она, в каком состоянии мистер Смит. А она только сокрушенно качала головой и отвечала, что сама ничего не знает. Одна из девушек, Доун Эдвардс, которая была безнадежно влюблена в Джонни, увидев на лице Сары отчаяние и страх, залилась слезами. Пришла медсестра и попросила ее покинуть приемную.
- Она сейчас успокоится, я уверена, - сказала Сара и успокаивающе обняла девушку за плечи. - Дайте ей пару минут.
- Нет, я не хочу здесь оставаться! - воскликнула Доун и торопливо выбежала из комнаты, перевернув по дороге пластмассовый стул. А через несколько минут Сара выглянула в окно и увидела, что девушка сидит на ступеньках крыльца больницы под ясным, но холодным октябрьским солнцем, уткнувшись лицом в колени.
Вера Смит уже читала свою Библию.
К пяти часам большинство учеников разъехалось. ?счезла и Доун, хоть Сара и не видела, когда она уехала. В семь в приемную зашел молодой мужчина в белом халате с косо пристегнутой на лацкане карточкой - «Д-р Строунс», - огляделся вокруг и двинулся к ним.
- Мистер и миссис Смиты? - спросил он.
Герберт тяжело вздохнул.
- Да. Это мы.
Вера резко захлопнула Библию.
- Пройдите, пожалуйста, со мной.
«Вот оно» - подумала Сара. Переход в небольшую отдельную комнату, а тогда - вести. Какими бы они небыли. Она подождет здесь, а когда они вернутся, Герберт Смит скажет ей все, что ей нужно знать. Он добрый человек.
- Вы имеете сведения о моем сыне? - спросила Вера громким, резким, почти истеричным голосом.
- Да. - Доктор Строунс посмотрел на Сару. - Вы тоже родственница, мадам?
- Нет, - сказала Сара. - Я подруга.
- Близкая подруга, - добавил Герберт.
Теплая сильная рука взяла ее за локоть, в тоже время другая рука взяла под руку Веру. Он помог обеим женщинам подняться.
- Мы пойдем все трое, если вы не против.
- Нет, нет, не против.
Врач повел их мимо лифтов дальше по коридору к двери с табличкой:
Комната совещаний
Зашли туда, и он включил люминесцентные светильники под потолком. В комнате стоял длинный стол и несколько конторских стульев.
Доктор Строунс прикрыл двери, закурил сигарету и кинул обгорелую спичку в одну из пепельниц, которые двумя длинными рядами стояли на столе.
- Очень тяжело это говорить... - произнес он будто сам себе.
-Тогда лучше сразу все сказать, - сказала Вера.
- Да, наверное.
Хотя Саре и не полагалось задавать вопросы, она не выдержала.
- Он не умер? Пожалуйста, ну скажите, что он не умер!..
- Он в коматозном состоянии. - Строунс сел и глубоко затянулся сигаретой. - Мистер Смит получил серьезную травму головы, у него поврежден мозг, в какой мере - трудно даже сказать. Возможно, вы слышали когда-нибудь такой медицинский термин «подкорочная гематома». Так вот, у мистера Смита очень серьезная подкорочная гематома, то есть локализованное кровоизлияние в середине черепа. Потребовалась продолжительная операция, чтобы уменьшить внутричерепное давление и удалить из мозга обломки костей.
Герберт Тяжело опустился на стул, лицо его было бледным и ошеломленное. Саре бросились в глаза его заскорузлые, покрытые рубцами руки, и она вспомнила, как Джонни говорил, что его отец - плотник.
- А все-таки господь сжалился над ним, - сказала Вера. - Я знала, что он не умрет. Я просила господа об этом, и произошло чудо. Слава господу нашему всевышнему! ? вы все славьте имя его!
- Вера... - вяло произнес Герберт.
- В коматозном состоянии... - громко проговорила Сара. Она пыталась втиснуть эту новость в какие-то рамки ощущений, но поняла, что ничего не получиться. То, что Джонни не умер, что он выдержал серьезную и опасную операцию на мозге, должно было возродить в ней надежду. На не возродило. Ей не нравились слова «коматозное состояние». Они звучали коварно и зловеще. Разве «кома» не означает по-латыни «смертельный сон»?
- Что его ждет? - спросил Герберт.
- Этого пока что не может сказать никто, - ответил Строунс.
? начал крутить в пальцах сигарету, нервно постукивая ею по краю пепельницы.
У Сары было такое впечатление, что он ответил Герберту формально, полностью уйдя от сути вопроса.
- К нему, конечно, применена необходимая аппаратура, которая поддерживает жизнь…
- Но, вы, же должны знать, хотя бы приблизительно, какие у него шансы, - сказала Сара. - Вы должны знать… - она безнадежно махнула руками и тяжело опустила их.
- Он может выйти из комы через двое суток. ?ли через неделю. Через месяц. А может и никогда не выйти. ?… совсем не исключена возможность, что он умрет. Вынужден сказать вам откровенно, что это вероятнее всего. Его травмы… слишком тяжелые.
- Господь не даст ему умереть, - заявила Вера. - Я знаю.
Герберт обхватил лицо руками и медленно мял его.
Доктор Строунс неловко посмотрел на Веру.
- Я хочу только, чтобы вы были готовы к… ко всему.
- А не могли бы вы сказать, сколько шансов за то, что он выживет? - спросил Герберт.
Доктор Строунс поколебался, нервно затянулся сигаретой.
- Нет, этого я не знаю, - ответил он погодя.
5
Они втроем подождали еще час, а потом вышли из больницы. На улице было уже темно. На большой автостоянке свистел холодный порывистый ветер. Длинные волосы Сары развевались позади нее. Позже, вернувшись домой, она вычешет из них желтый дубовый листик. По небу, будто одинокий ночной парусник, плыла холодная луна.
Сара вложила в руку Герберта листок, на котором записала свой адрес и номер телефона.
- Позвоните мне, если о чем-то узнаете? Хоть о чем-нибудь.
Герб неожиданно наклонился и поцеловал ее в щеку, и Сара на мгновение стиснула в темноте его плечо.
- Вы извините меня, милая, что я так неприветлива к вам отнеслась, - произнесла Вера на удивление ласковым голосом. - Я была убита горем.
- Конечно, я понимаю, - сказала Сара.
- Я думала, мой сын умрет. Но я молилась, я просила за него бога. Как это поется:
Если нет сил, нести тяжесть земных забот,
То не стоните, молитесь чаще,
? поможет вам господь…

- Вера, пора идти, - сказал Герберт. - Нам надо поспать, а утром увидим, как…
- ? теперь я услышала голос божий, - продолжала Вера, мечтательно подняв глаза к небу. - Джонни не умрет. Господь бог не хочет, чтобы он умер. Я прислушалась и услышала этот тихий голос, который отозвался в моем сердце, и я утешилась.
Герберт раскрыл двери машины.
- Садись, Вера.
Она снова посмотрела на Сару и улыбнулась. ? Сара неожиданно увидела отблеск знакомой беззаботной улыбки Джонни, но одновременно подумала, что такой жуткой улыбки, как эта Верина, еще никогда в жизни не видела.
- Господь бог наложил знак свой на моего Джонни, - сказала Вера, - и это наполняет меня радостью.
- Спокойной ночи, миссис Смит, - произнесла Сара, едва шевеля онемевшими губами.
- Спокойной ночи, Сара, - сказал Герберт.
Он сел в машину и запустил мотор. Фургончик рванул с места и помчался через стоянку к Стэйт-стрит, и Сара спохватилась, что забыла спросить, где они остановились. А потом подумала, что, наверное, они и сами еще не знают.
Она направилась было к своей машине, но вдруг остановилась и изумленно посмотрела на реку Пенобскот, которая протекала за больницей. Вода походила на темный шелк, а посередине искрилось отражение луны. Стоя в одиночестве на просторной площадке, Сара подняла глаза к небу и посмотрела на настоящую луну.
Господь бог наложил знак на моего Джонни, и это наполняет меня радостью.
Луна висела над головой, как блестящее карнавальное украшение, как небесное Колесо Удачи, на котором все комбинации - в пользу заведения, не говоря уже о «своих» номерах - ноль и два ноля. Свои номерочки, свои номерочки, все денежки сюда, гей-гей, налетай!
Вокруг ее ног шуршали гонимые ветром опалые листья. Сара подошла к своей машине и села за руль. Ее внезапно охватило вполне определенное предчувствие, что она потеряет Джонни. Ей стало страшно и одиноко на душе, и она задрожала. Потом она включила мотор и поехала домой.

6
Всю следующую неделю непрерывным потоком приходили открытки с сочувствием и добрыми пожеланиями от учеников Кливс-Милзкой школы - позже Герберт сказал Саре, что на имя Джонни прислали более трехсот таких открыток. Почти в каждой из них была сделанная от руки осторожная приписка: мол, надеемся, что Джонни скоро выздоровеет. На все эти послания отвечала Вера - несколькими словами благодарности и цитатами из Библии.
Проблема дисциплины на уроках Сары, что так ее беспокоила, отпала сама собой. То прошлое чувство, будто коллективный суд ученической общественной мысли неизменно одобряет негативный для нее приговор, обернулось на полностью противоположное. Со временем она поняла, что ученики смотрят на нее как на героиню трагедии, на утраченную любовь мистера Смита. Эта мысль возникла у нее в первую среду после катастрофы, в учительской, когда у нее было «окно» между уроками, и Сара внезапно зашлась истерическим смехом, который сменился горькими рыданиями. Она даже сама испугалась и еле взяла себя в руки. Ночами она плохо спала: ей без конца снился Джонни - Джонни в маске с лицом Джекила и Хайда; Джонни стоит у Колеса Удачи, а какой-то будто загробный голос раз за разом произносит: «Это же такое блаженство - видеть, как вы обдираете этого типа!»; Джонни говорит где-то из-за дверей: «Все уже хорошо, Сара, все прекрасно», - потом входит в комнату, а череп у него снесен до самых бровей…
Герберт и Вера Смиты прожили неделю в отеле «Бангор-Хауз», и Сара каждый день после школы виделась с ними в больнице. Они терпеливо ждали, не изменится ли, что-нибудь. Но перемен не было. Джонни лежал в отдельной палате в отделении интенсивной терапии на шестом этаже, окруженный сложной аппаратурой, дыша с помощью искусственных легких. Доктор Строунс ничего утешительного не обещал. В пятницу, через неделю после катастрофы, Герберт позвонил Саре и сказал, что они с Верой едут домой.
- Она не хочет, - добавил он, -но я все же переубедил ее. Кажется.
- С ней все хорошо? - спросила Сара.
Наступила долгая пауза, достаточно долгая, чтобы Сара подумала, не переступила ли она черту. Наконец Герберт сказал:
- Я не знаю. А может, и знаю, просто не хочу говорить об этом вслух. Она и раньше была немного помешана на религии, а после операции стало еще хуже. После того, как ей удалили матку. Ну, а теперь, совсем сошла с ума. Все время говорит о конце света. Твердит, будто несчастье с Джонни - божий знак того, что его живьем заберут в царство небесное. Мол, перед самым страшным судом господь призовет к себе всех своих рабов такими, какие они есть, в своем земном естестве. Сара вспомнила, что видела когда-то плакат, налепленный на багажник автомобиля: «Если меня внезапно заберут на небо, сядьте кто-нибудь за мой руль!»
- Я знаю эту теорию, - сказала она.
- Так вот, -неловко продолжил Герберт, - есть люди…она с ними переписывается… они верят, что бог должен прилететь за своими избранными на летающих тарелках. То есть, вывезти их в этих тарелках на небеса. Эти… секты… видите ли, доказали, в частности сами себе, что царство небесное находится где-то в созвездии Ориона. Не спрашивайте меня, как они это доказали, об этом вам могла бы рассказать Вера. Это все… да что там, Сара, все это немного угнетает меня.
- Еще бы.
Голос Герберта окреп.
- А впрочем, она еще способна отличать реальное от нереального. Ей надо время, чтобы все переварить. Вот я и говорю ей: чтобы не случилось, она может ждать этого дома так же, как и здесь. А мне… - Он на миг взволнованно умолк, потом прокашлялся и сказал: - А мне надо вернуться к работе. У меня есть неотложные дела. Подписал контракты.
- Ну конечно, я понимаю. - Сара помолчала, - А как с помощью на лечение? Я хочу сказать, оно же обойдется недешево… - Настала ее очередь заволноваться.
- Я разговаривал с мистером Пелсеном, заместителем вашего директора в Кливс-Милзе, - сказал Герберт. - оказывается, Джонни имел только обычный полис «Синего креста», а в этой новой «Медицинской помощи» застрахован не был. Однако и «Синий крест» выделит часть выплат. Да и ми с Верой имеем некоторые накопления.
У Сары упало сердце. «Ми с Верой имеем некоторые накопления». На сколько хватит этих накоплений, если придется платить по двести, а то и больше долларов в день? ? ради чего, если подумать? Ради того, чтобы Джонни лежал там живым мертвецом и бессмысленно мочился через трубочку. А его родители потеряли все, что имеют? Чтобы его мать сошла с ума, познав крах своих надежд? Сара почувствовала, как по щекам у нее покатились слезы, и впервые - но не в последний раз - поймала себя на том, что желает Джонни тихо умереть и обрести покой. Подумав об этом, она вздрогнула от ужаса, но мысль не исчезла.
- Я, от всего сердца, желаю вам всего наилучшего, - сказала она в трубку.
- Я знаю, Сара. ? мы вам так же. Вы будете нам писать?
- Да, непременно.
- А если сможете, то приезжайте к нам. До Паунэла не так уж далеко… - Герберт помолчал, и потом сказал: - Мне кажется, Джонни нашел себе хорошую девушку. У вас это было серьезно, правда?
- Да, - ответила Сара. Слезы все текли у нее по щекам, и нервы были напряжены до невозможности. - Очень серьезно.
- До свидания, голубушка.
- До свидания, Герберт.
Она положила трубку, какое-то время держала руку на рычаге, а потом позвонила в больницу и спросила о Джонни. Ничего не изменилось. Она поблагодарила сестру-сиделку и начала бесцельно ходить по квартире. Подумала о боге, который пришлет на землю целую армаду летающих тарелок забрать своих верных рабов и отправить в созвездие Ориона. Это была такая же нелепость, как и все, что касается бога, - безумного бога, - которому захотелось отнять у Джонни мозг и наслать на него кому, которой не будет конца, - разве только его настигнет внезапная смерть.
На столе ждала стопка ученических сочинений, которые надо было проверить. Она заварила себе чашку чая и села работать. Если был определенный момент, когда Сара Брэкнэлл снова обрела власть над своей жизнью, уже без Джонни, то это именно тогда.



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Убийца был как вьюн.
Он сидел на лавке в городском парке, недалеко от оркестровой эстрады, курил «Мальборо» и напевал песенку из «Белого альбома» Битлов:
«Ты не знаешь, какой ты счастливый теперь,
что ты снова в С, что ты снова в С,
что ты снова в СССР…»
Собственно, убийцей он еще не был, пока что. Но мысль эту лелеял давно - убить. Она неотвязно сверлила его мозг, не давала покоя. ? не потому, что пугала его, нет. Он не сомневался, что все пройдет хорошо. Время выбрано удачное. Бояться, что его схватят, не стоит. ? прищепки не стоит бояться. Он ведь скользкий как вьюн.
С неба посыпал мелкий снежок. Было 12 ноября 1970 года, и за 160 миль на север от этого небольшого городка в западной части штата Мэн все еще лежал в беспробудном сне Джон Смит.
Убийца внимательно осматривал парк - этот общественный лес, как любили называть его туристы, которые приезжали в Касл-Рок и Великих озер. Но теперь туристов не было. Лес, который так приветливо зеленел летом, стоял пожелтевший, облыселый и неживой. Он ждал зимы, которая должна обрядить его пристойнее. На фоне сероватого неба четко выделялись ромбовидные ячейки ржавой сетчатой ограды позади бейсбольной площадки. Оркестровая эстрада тоже стояла серая, облупившаяся.
Зрелище было грустное, но убийца не грустил. Его распирало от радости. Ноги его пританцовывали, пальцы щелкали. Нет, на этот раз он уже не ошибеться.
Он растоптал окурок каблуком ботинка и сразу же закурил новую сигарету. Посмотрел на свои наручные часы. Две минуты четвертого. Он сидел и курил. По парку прошли двое мальчишек, пасуя друг другу футбольный мяч, но убийцу они не заметили, потому что лавки стояли в ложбинке. Наверное, сменно тут и собирались теплыми вечерами потаскухи. Он знал о потаскухах все, знал, что они вытворяют. Ему говорила о них мать, да и сам он их видел.
При мысли о матери его улыбка немного погасла. Он вспомнил, как один раз, когда ему было семь лет, она зашла к нему в комнату, не постучав, - она никогда не стучала, - и поймала его на горячем: он баловался своей пипкой. Мать будто озверела. Он хотел было сказать, что это ничего. Ничего плохого. Просто она вдруг напухла. Он и не делал ничего, она сама взяла и напухла. Он только сидел и игрался. Собственно, и не игрался, а так. Даже не интересно было. Но мать будто озверела.
«Ты хочешь стать таким, как эти потаскухи? - закричала она. (Он даже не знал, что означает это слово). - Ты хочешь стать таким, как они, и подцепить какую-нибудь стыдную болезнь? Хочешь, чтобы у тебя из пипки капал гной? Чтобы она почернела и отгнила? Ты этого хочешь, а? А? А?»
Она начала его трясти, так что он даже заревел от страха, мать уже тогда была женщиной в теле, мощная и напористая, как океанский корабль, а он еще не был убийцей, не был вьюном - он был маленьким мальчиком, который плакал от страха, и его пипка сморщилась, будто хотела совсем исчезнуть с глаз.
Мать на два часа прищемила ее прищепкой для белья, чтобы он почувствовал, что это такое, эти болезни.
Боль была нестерпимой…
Снежок прошел. Убийца отогнал от себя материнский образ: иногда, в хорошем настроении, ему удавалось делать это без особых усилий, а вот когда он был расстроен, чем-то угнетен, - не удавалось совсем.
Он посмотрел на часы. Семь минут четвертого. Выкинул наполовину недокуренную сигарету. Кто-то шел.
Он узнал девушку. Это была Элма. Элма Фречет из «Чашки кофе» на другой стороне улицы. Она только что сдала смену и шла домой. Он знал Элму: раз или два приглашал ее на свидание и неплохо ее развлекал. Возил в Неплз на танцы, в «Сиринити-Хилз». Она хорошо танцевала. Большинство этих потаскух хорошо танцевали. Он обрадовался, что идет именно Элма.
Он была одна.
Снова в С, снова в С,
Снова в СССР…
- Элма! - позвал он и помахал ей рукой.
Она чуть заметно вздрогнула, обернулась и увидела его. Потом улыбнулась и пошла к лавочке, на которой он сидел. Поздоровалась, назвала его по имени. Он с улыбкой поднялся. Его не тревожило, что кто-нибудь пройдет. Он был неприкасаемый. Он был Супермен.
- Что это ты так оделся? - спросила девушка разглядывая его.
- Настоящий вьюн, правда? - улыбнулся он.
- Да нет, я не…
- Хочешь, что-то покажу? - спросил он. - Там на эстраде. Страшно интересное.
- А что там?
- Пойдем, увидишь.
- Ну, пойдем.
Вот так просто. Она пошла с ним к эстраде. Если бы в это время кто-то появился, убийца еще мог отказаться от своего намерения. Но никто не появился. Никто нигде не шел. Они были в парке одни. Над ними нависало серое небо. Элма была невысокого роста, хрупкая девушка со светло золотистыми волосами. Крашенная блондинка, думал он. Все эти девчонки красят волосы.
Он вывел ее на эстраду. Они пошли по дощатому помосту, и их шаги глухо, мертвенно отдавались в воздухе. В одном углу эстрады лежал перевернутый нотный пюпитр. Валялась пустая бутылка из-под «Четырех роз». Вот это и есть, кубло потаскух.
- Ну и что тут такого? - спросила Элма, немного недоверчиво. ? немного нервно.
Убийца широко улыбнулся и показал пальцем на левую сторону эстрады.
- Вот. Видишь?
Она повернулась туда, куда он показал. На деревянных подмостках белел использованный презерватив, похожий на сморщенную змеиную кожу.
Элма нахмурилась и резко повернулась чтобы уйти; еще миг - и она улизнула бы от убийцы.
- Совсем не смешно…
Он схватил ее и толкнул назад.
- Куда это ты собралась?
Ее глаза стали настороженными и испуганными.
- Пусти меня. А то пожалеешь. У меня нет времени на грязные шутки…
- А это не шутки, - сказал он. - Это совсем не шутки, потаскуха.
В голове у него даже помутилось от радости, что он назвал ее этим словом, назвал так, как она заслуживает. Все вокруг шло кругом.
Элма метнулась влево к небольшой ограде на краю эстрады, намереваясь перепрыгнуть через нее. Но убийца схватил ее сзади за воротник дешевенького пальто и рванул к себе. Девушка раскрыла рот чтобы закричать.
Убийца с размаха запечатал ей рот рукой, давя губы на зубах. Ладонь защекотала теплая кровь. А девушка тыкала в него свободной рукой, стараясь найти точку опоры, но все было напрасно. Рука все время соскальзывала, потому что он… он был…
Вьюн!
Он бросил ее на дощатый помост. Рот девушки, измазанный кровью, на миг освободился, и она снова попыталась закричать, но убийца оскалившись навалился ей на грудь, и воздух беззвучно вырвался из легких. Она чувствовала его на себе, огромного, возбужденного, тяжелого, как камень, и уже не пыталась кричать, а только безумно сопротивлялась. Ее пальцы непрерывно хватались за него, и всякий раз соскальзывали, соскальзывали. А он грубо раздвинул девушке ноги и прижал ее к помосту. Ее рука черкнула его по носу, и на глазах у него выступили слезы.
- Ах, ты ж потаскуха! - прошипел он и вцепился ей в горло руками. Вцепился и начал душить, то отрывая ее голову от помоста, то с силой стуча ею об доски. Глаза девушки выкатились. Лицо вначале порозовело, потом покраснело, а потом стало багровым. Отпор ее начал слабеть.
- Потаскуха… потаскуха… потаскуха… - хрипло приговаривал убийца. Теперь он был настоящий убийца, и Элме Фречет больше не придется крутить попкой между всего того сброда в «Сиринити-Хилз». Глаза ее были бессмысленно выпучены, как у тех дешевых кукол, которых продают на ярмарках. Убийца хрипло сопел. Рука девушки уже безжизненно лежала на досках помоста. А его пальцы так вдавились ей в горло, что ногтей стало, почни не видно. Наконец он разжал руки, готовый душить снова, если она зашевелится.
Подождав еще минуту, он дрожащими руками распахнул полы ее пальто и задрал юбку розовой официантской формы.
Серое небо смотрело вниз. Общественный лес в Касл-Роке был безлюдным. Только на следующий день там нашли изувеченное тело задушенной Элмы Фречет. По словам шерифа, преступление совершил, какой-то бродяга. Об этом сообщили газеты всего штата, и все в Касл-Роке согласились с этим.
Конечно же, никто из местных не мог совершить такого.

ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Герберт и Вера Смиты вернулись в Паунэл, и жизнь их пошла по старому. В декабре Герберт закончил работу на строительстве дома в Дареме. Как и предвидела Сара, их сбережения очень скоро закончились, и они были вынуждены обратиться в Фонд помощи в чрезвычайных случаях. Это подкосило Герберта не меньше, чем само несчастье. Для него эта помощь была не чем иным, как замаскированной милостынью. Он всю свою жизнь честно и тяжело работал собственными руками и никогда не допускал мысли, что настанет день, когда ему придется взять от штата хоть один доллар. Но такой день настал.
Вера подписалась на три новых журнала, которые приходили по почте через неравномерные промежутки времени. Все три имели очень плохую печать и имели рисунки, будто их рисовали дети. Они назывались «Божьи летающие тарелки», «Накануне Спаса» и «Чудеса господни в области психики». А выписанные ранее «Дайджесты» хоть и продолжали приходить ежемесячно, теперь лежали нераскрытыми по три недели, в то время как те журнальчики Вера зачитывала чуть не до дырок. Она находила в них много такого, что казалось ей подходящим для случая с Джонни, и за ужином читала эти перлы усталому мужу высоким пронзительным голосом, дрожащим от возбуждения. Герберт все чаще просил ее приглушить голос, а иногда прикрикивал на нее, чтобы она бросила эти глупости и дала ему покой. Тогда Вера бросала на него страдальческий, жалобный обиженный взгляд и тихо шла наверх продолжать свои занятия. Она начала писать в редакции этих журналов и обмениваться письмами с их подписчиками и другими адресатами, которых постигла подобная беда.
Большинство из них, как и сама Вера, были добросердечными людьми, которые искренне стремились помочь ей и облегчить непосильную тяжесть ее горя. Они присылали тексты молитв и амулеты, обещали поминать Джонни в своих вечерних молитвах. Но были и другие, обычные придурки обоих полов, и Герберта очень беспокоило, что его жена утратила способность распознавать их. Кто-то предложил прислать щепку единственно истинного креста господнего - всего за 99 долларов 98 центов. Предлагали и бутылочку целительной воды с Лурдского источника: мол, если втереть ее в лоб Джонни, она почти наверняка совершит чудо. За нее просили 110 долларов плюс почтовые затраты. Дешевле стоила (и сильнее привлекала Веру) магнитофонная кассета с записью Двадцать третьего псалма и молитвы господней, произнесенной известным евангелистом с юга Билли Гамбарром. Согласно с рекламным проспектом, ее на протяжении нескольких недель необходимо прокручивать около кровати Джонни. ? это почти наверняка должно совершить чудесное исцеление. Как дополнительное благословение (только на протяжении ограниченного времени) с кассетой присылался фотопортрет самого Билли Гамбарра с автографом.
Чем больше увлекалась Вера этим псевдорелигиозным мусором, тем чаще Герберт был вынужден останавливать ее. ?ногда он потихоньку рвал выписанные ею чеки и просто исправлял баланс в чековой книжке. А когда предложение включало условие: плата только наличными, - приходилось топать ногой. ? постепенно жена начала замыкаться в себе и смотреть на него с недоверием как на ожесточенного грешника и безбожника.

2
С утра Сара Брэкнелл, как обычно, шла в школу. А вот послеобеденные часы и вечера ее теперь мало отличались от тех, которые она пережила после разрыва с Дэном;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24