?
Он смотрит на это колесо, как маленький мальчик на муравейник, подумала Сара.
- Минутку, - сказал он.
- Хорошо, - ответила Сара. Хотя чувствовала какую-то пустоту в голове и боль в желудке. К тому же в животе бурлило, что ей совсем не нравилось. Боже, только бы все обошлось. Пожалуйста.
Она подумала: Он не успокоится, пока все не проиграет.
? затем со странной уверенностью: Но он не проиграет.
- Ну что, приятель? - спросил хозяин. - Ставишь, нет? ?граешь, нет?
- Слиняешь, нет? - передразнил один из чернорабочих; раздался нервный смешок. Перед глазами Сары все плыло.
Джонни вдруг сдвинул купюры и четвертаки на угол доски.
- Ты что делаешь? - искренне удивившись, спросил хозяин.
- Всю кучу на 19, - ответил Джонни.
Саре хотелось застонать, но она сдержалась.
По толпе прошел шепот.
- Не искушай судьбу, - сказал Стив Бернхардт на ухо Джонни. Джонни не ответил. Он уставился на колесо с каким-то безразличием. Глаза его казались почти фиолетовыми.
Внезапно раздался звенящий звук, который Сара поначалу приняла за звон в ушах. Затем она увидела, как другие, уже поставившие деньги на кон, забирают их со стола, оставляя Джонни играть одного.
- Нет! - хотелось ей закричать. - Не так, не в одиночку, это нечестно…
Сара закусила губу. Она боялась, что ее стошнит, если она откроет рот. С животом стало совсем худо. Кучка денег, которую выиграл Джонни, одиноко лежала под ярким светом. Пятьдесят четыре доллара, а выигрыш на отдельной цифре был десять к одному.
Хозяин облизнул губы.
- Мистер, по закону я не должен разрешать ставить на отдельные цифры больше двух долларов.
- Ты это брось, - прорычал Бернхардт, - ты не должен был разрешать ставить свыше десяти на цифру, а ты только что дал ему поставить восемнадцать. Что, в штаны наложил?
- Нет, но…
- Давайте, - обрезал Джонни. - ?ли я ухожу. Моя девушка не совсем здорова.
Хозяин взглянул на толпу. Та смотрела на него враждебно. Глупцы. Не понимают, что парень выбрасывает деньги на ветер, а он пытается образумить его. Черт с ними. Все равно им не угодишь. Пускай хоть на голову становится и проигрывает вчистую. По крайней мере можно будет закрыть павильон на ночь.
- Ну что ж, - сказал он, - если среди вас нет государственного инспектора… - Он повернулся к Колесу. - Крутится-вертится колесо, где остановится, не знает никто.
Он крутанул, и цифры немедленно превратились в одно сплошное пятно. Какое-то время, показавшееся вечностью, не слышалось ничего, кроме жужжания Колеса удачи, вечерний ветерок где-то трепал полу тента, и в голове у Сары болезненно стучало. Она мысленно просила Джонни обнять ее, но он стоял неподвижно - руки на столе, глаза прикованы к Колесу, которое словно решило крутиться вечно.
Наконец вращение замедлилось настолько, что она могла прочесть цифры: 19 - 1 и 9, выведенные красным на черном фоне. Они то появлялись, то пропадали. Плавное жужжание Колеса перешло в мерное постукивание, громкое в этой тишине.
Цифры скользили мимо стрелки все медленнее и медленнее.
Один из чернорабочих с удивлением воскликнул:
- Черт возьми, еще, глядишь, выиграет!
Джонни стоял спокойно, глядя на Колесо, и теперь Саре казалось (может, из-за плохого самочувствия - живот то и дело схватывало), что глаза у него почти черные. Джекиль и Хайд, подумала она и внезапно ощутила безотчетный страх перед ним.
Тики-таки-тики-таки.
Колесо щелкало, оно прошло второй сектор, миновало 15 и 16, щелкнуло на 17 и, после секундного колебания, на 18. Последний щелчок - и стрелка уткнулась в гнездо под номером 19. Толпа затаила дыхание. Колесо еще слегка качнулось вперед, и указатель уставился в шпильку между 19 и 20. Долю секунды казалось, что шпилька не удержит указатель на 19, что в последний миг он перескочит на 20. Однако силы Колеса иссякли, оно вернулось назад и замерло.
Какое-то время в толпе не раздавалось ни звука. Ни единого звука.
Затем один из подростков произнес благоговейным шепотом:
- Эй, дядя, вы только что выиграли пятьсот сорок долларов.
А Стив Бернхардт добавил:
- Никогда еще такого не видел. Никогда.
Затем толпа взорвалась. Джонни хлопали по спине, толкали. Люди протискивались мимо Сары, чтобы дотронуться до него, и на мгновение, когда ее оттеснили, она почувствовала себя вконец несчастной, ее охватил панический страх. Сару пихали, обессиленную, туда-сюда, в животе у нее все переворачивалось. Перед глазами черными кругами ходило Колесо.
Через мгновение Джонни был уже с ней, и с затаенной радостью она увидела, что это был ее Джонни, а не тот, собранный, похожий на манекен, что смотрел, как Колесо совершает свой последний круг. Он выглядел смущенным и озабоченным.
- Прости, малыш, - сказал он, и ее захлестнуло чувство любви к нему.
- Все в порядке, - откликнулась она, совсем не будучи уверенной, что это так.
Хозяин откашлялся.
- Колесо закрыто, - сказал он. - Колесо закрыто.
Толпа понимающе зашумела. Хозяин взглянул на Джонни.
- Я вынужден дать вам чек, молодой человек. Я не держу здесь таких денег.
- Пожалуйста, как вам угодно, - сказал Джонни. - Только поскорее. Девушке действительно нехорошо.
- Ну да, чек, - сказал Стив Бернхардт с безграничным презрением. - Этот тип выпишет вам чек, который вернется неоплаченным, а сам зимой будет уже во Флориде.
- Послушайте, сэр, - начал хозяин. - Уверяю вас…
- ?ди уверяй свою мамашу, может, она тебе поверит, - сказал Бернхардт. Внезапно он перегнулся через доску и пошарил под прилавком.
- Эй! - завопил крупье. - Это же разбой!
На толпу это заявление не произвело никакого впечатления.
- Пожалуйста, - пробормотала Сара. Голова у нее шла кругом.
- Наплевать на деньги, - сказал вдруг Джонни. - Пропустите нас, пожалуйста. Девушке плохо.
- Во дает, - сказал подросток со значком Джими Хендрикса, однако вместе с дружком нехотя отодвинулся в сторону.
- Нет, Джонни, - сказала Сара, напрягая всю свою волю, чтобы сдержать тошноту. - Возьми деньги. - Пятьсот долларов - это была трехнедельная зарплата Джонни.
- Давай плати, дешевка, - прогремел Бернхардт. Он вытащил из-под прилавка сигарную коробку и отставил ее, не заглянув даже внутрь, затем пошарил снова и извлек на сей раз стальной ящичек-сейф, окрашенный в серо-стальной цвет. Он бухнул его на стол. - Если тут нет пятисот сорока долларов, я сожру свою рубашку у всех на глазах. - Мощной, тяжелой рукой он хлопнул Джонни по плечу. - Обожди минутку, сынок. У тебя будет сегодня получка или я не Стив Бернхардт.
- Правда, сэр, у меня нет столько…
- ?ли ты платишь, - сказал Стив Бернхардт, наклонившись над хозяином, - или я позабочусь, чтобы твою лавочку прикрыли. Я не шучу. Говорю вполне серьезно.
Хозяин вздохнул и полез за пазуху. Он вытащил ключ на тонкой цепочке. Толпа выдохнула. Саре стало совсем невмоготу. Живот у нее вздулся и вдруг словно омертвел. Что-то бешено рвалось из нее наружу. Спотыкаясь, она отошла от Джонни и протиснулась сквозь толпу.
- Ты здорова ли, милочка? - спросила какая-то женщина. Сара только мотнула головой.
- Сара! - позвал Джонни.
От Джекиля и Хайда… не спрятаться, мелькнуло у нее в голове. Когда она пробегала мимо карусели, перед ее глазами в темноте центральной аллеи словно замаячила светящаяся маска. Она ударилась плечом о фонарь, пошатнулась, обхватила его, и тут ее вырвало. Казалось, ее вывернуло всю, начиная от пяток. Желудок судорожно сжимался, точно нервные пальцы.
- О, боже, - сказала она ослабевшим голосом и, чтобы не упасть, крепче ухватилась за столб. Где-то позади ее звал Джонни, но сейчас она не могла отвечать, да и не имела желания. Желудок понемногу успокаивался, и в эту минуту ей хотелось одного: стоять в темноте и радоваться тому, что еще дышит, что пережила этот вечер.
- Сара? Сара!
Она дважды сплюнула, чтобы очистить рот.
- Я здесь, Джонни.
Он вышел из-за карусели, где застыли в прыжке гипсовые лошадки. Она заметила, что он рассеянно сжимает в руке толстую пачку купюр.
- Пришла в себя?
- Нет, но уже лучше. Меня стошнило.
- О, господи. Поедем домой. - Он нежно взял ее за руку.
- Получил свои деньги…
Он глянул на пачку денег и рассеянно сунул их в карман брюк.
- Да. То ли часть, то ли все, не знаю. Считал этот здоровяк.
Сара вытащила из сумочки платок и вытерла губы. Глоток бы воды, подумала она. Душу продала бы за глоток воды.
- Будь осторожен, - сказала она. - Это же куча денег.
- Шальные деньги приносят несчастье, - сказал он мрачно. - Одна из поговорок моей матушки. У нее их миллион. ? она терпеть не может азартные игры.
- Баптистка до мозга костей, - сказала Сара и судорожно передернулась.
- Ты что? - обеспокоено спросил он.
- Знобит, - сказала она. - Когда мы сядем в машину, включи подогрев на полную катушку и… О боже, кажется, опять…
Она отвернулась и со стоном выбросила все, что еще оставалось в желудке. Ее зашатало. Он осторожно, но твердо поддерживал ее.
- Ты можешь дойти до машины?
- Да. Сейчас уже хорошо. - Но голова у нее трещала, во рту стоял мерзкий привкус, и все кости так ломило, будто они выскочили из суставов.
Они медленно двинулись по центральной аллее, взметая ногами опилки, прошли мимо палаток, которые были уже закрыты и прибраны. За ними плыла какая-то тень, и Джонни быстро оглянулся, осознав, по-видимому, какая сумма у него в кармане.
То был один из подростков - лет около пятнадцати. Он застенчиво улыбнулся им.
- Надеюсь, вам получше, - обратился он к Саре. - Это, наверное, сосиски. Запросто можно съесть испорченную.
- Ой, и не говори, - сказала Сара.
- Вам помочь довести ее до машины? - спросил он Джонни.
- Нет, спасибо. Мы управимся.
- Ладно. Тогда отрываюсь. - Но он задержался еще на мгновение, его застенчивую улыбку сменила широкая ухмылка. - Приятно было посмотреть, как вздрючили этого типа.
? он убежал в темноту.
На стоянке белел одинокий «универсал» Сары; он сжался под неоновым светом фонаря, подобно несчастному, забытому щенку. Джонни открыл дверцу для Сары, и она осторожно села. Он проскользнул за руль и завел мотор.
- Придется подождать, пока обогреватель наберет силу, - сказал он.
- Не беспокойся. Мне уже тепло.
Он взглянул на Сару и увидел на ее лице капельки пота.
- Может, отвезти тебя в больницу? - спросил он. - Если это ботулизм, то дело серьезное.
- Нет, все в порядке. Мне бы только добраться до дома и лечь в постель. Завтра утром, если что, позвоню в школу и снова завалюсь спать.
- Не волнуйся, спи себе. Я позвоню за тебя.
Она благодарно взглянула на него.
- Позвонишь?
- Конечно.
Они уже выезжали на главную магистраль.
- ?звини, что не могу поехать к тебе, - сказала Сара. - Мне очень жаль. Правда.
- Ты ни при чем.
- А кто же? Я съела испорченную сосиску. Бедняжка Сара.
- Я люблю тебя, Сара, - сказал Джонни. ?так, слово было произнесено, его нельзя было взять обратно, оно повисло между ними в ожидании какого-то продолжения.
- Спасибо, Джонни, - только и могла ответить Сара.
Они продолжали путь в приятном молчании.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Была уже почти полночь, когда Джонни завернул машину к ее подъезду. Сара дремала.
- Эй, - сказал он, выключив мотор и легонько теребя ее. - Приехали.
- Ох… хорошо. - Она села прямо и плотнее запахнулась в шубу.
- Ну как ты?
- Лучше. Ноет желудок, и спина болит, но лучше. Джонни, езжай на машине в Кливс.
- Не стоит, - сказал он. - Еще кто-нибудь увидит ее утром перед домом. Ни к чему нам эти разговоры.
- Но я же собиралась поехать с тобой…
Джонни улыбнулся:
- Вот тогда стоило бы рискнуть, даже если бы пришлось пройти пешком три квартала. Кроме того, я хочу, чтобы машина была у тебя под рукой на тот случай, если ты передумаешь насчет больницы.
- Не передумаю.
- А вдруг. Можно я зайду и вызову такси?
- Конечно.
Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее начался новый приступ дрожи.
- Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом.
Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходства с казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимых форм и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форэст-Хиллз, Баэз в Карнеги-холл, «Джефферсон эйрплейн» в Беркли, «Бэрдс» в Кливленде.
Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонни озабоченно смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазами темные круги. Она выглядела действительно больной.
- Может, мне остаться на ночь, - сказал он. - Вдруг что-нибудь случится…
- Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейном позвонке? - Она взглянула на него с печальной улыбкой.
- Ну… Мало ли что.
Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне собиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и она побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».
- Все будет в порядке, - сказала она. - Это испорченная сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда у тебя будет перерыв.
- Ты уверена?
- Да.
- Ладно, парнишка. - Решив больше не спорить, он поднял трубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом. Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в светские игры.
- Готово, - сказал он, вешая трубку. - Они пришлют такси через пять минут.
- По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, - сказала она улыбаясь.
- Чаевых не пожалеем, - отозвался он, подражая известному комику Филдсу.
Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.
- Джонни, как ты это сделал?
- Ты о чем?
- Колесо. Как это тебе удалось?
- Какое-то озарение, вот и все, - сказал он без особой охоты. - У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко, даже в железку.
- Нет, - сказала она.
- Что - нет?
- Не думаю, что у каждого бывают озарения. То было что-то сверхъестественное. Меня… это даже напугало немного.
- Правда?
- Да.
Джонни вздохнул.
- Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия, вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалось находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее знаешь?
- Маленькая, грустная, тихая Лиза? - Она улыбнулась. - Знаю. На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.
- Она потеряла кольцо с монограммой школы, - сказал Джонни, - и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней полки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.
- ? ты всегда мог это делать?
Он засмеялся и покачал головой.
- Едва ли. - Улыбка слегка угасла. - Но сегодня чувство было особенно сильным, Сара. Это Колесо… - Он слегка сжал пальцы и разглядывал их насупившись. - Оно было вот здесь. ? вызывало чертовски странные ассоциации.
- Какие?
- С резиной, - произнес он медленно. - Горящей резиной. ? холодом. ? льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог знает почему. ? какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.
Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его лицо постепенно прояснилось.
- Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так показалось.
- Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, - сказала она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала, довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар, проникший в окно. Его такси.
- Я позвоню, - сказал он и нежно поцеловал Сару. - Ты точно не хочешь, чтобы я побыл здесь?
Внезапно ей этого захотелось, но она отрицательно покачала головой.
- Позвони, - сказала она.
- На третьей переменке, - пообещал он и направился к двери.
- Джонни?
Он повернулся.
- Джонни, я люблю тебя, - сказала она, и его лицо засветилось, словно вспыхнула электрическая лампочка.
Он послал воздушный поцелуй.
- Будешь чувствовать себя лучше, - сказал он, - тогда поговорим.
Она кивнула, но прошло четыре с половиной года, прежде чем она смогла поговорить с Джонни Смитом.
2
- Вы не возражаете, если я сяду впереди? - спросил Джонни таксиста.
- Нет. Только не заденьте коленями счетчик. Еще разобьете.
С некоторым усилием Джонни просунул ноги под счетчик и захлопнул дверь. Таксист, бритоголовый мужчина средних лет, с брюшком, опустил флажок, и машина двинулась по Флэгг-стрит.
- Куда?
- Кливс-Милз, - сказал Джонни. - Главная улица. Я покажу.
- Придется взять с вас в полтора раза больше, - сказал таксист. - Мне ведь, сами понимаете, пустым оттуда возвращаться.
Рука Джонни машинально накрыла пачку купюр в брючном кармане. Он пытался вспомнить, держал ли когда-нибудь при себе столько денег сразу. Только однажды. Когда купил подержанный «шевроле» за тысячу двести долларов. По наитию он попросил в банке выдать ему наличными - хотелось своими глазами увидеть такую кучу денег. Оказалось, ничего особенного. Зато какое было лицо у торговца машинами, когда Джонни вывалил ему в руку двенадцать стодолларовых бумажек! На это стоило посмотреть. Правда, сегодня пачка денег в кармане его нисколько не радовала, скорее наоборот, вызывала какое-то беспокойство, и ему вспоминалось выражение матери: шальные деньги приносят несчастье.
- Хорошо, пусть будет в полтора раза больше, - сказал он таксисту.
- Ну вот и договорились. - Таксист стал более разговорчивым. - Я так быстро приехал, потому что у меня был вызов на Риверсайд, а там никого не оказалось.
- Правда? - равнодушно спросил Джонни. Мимо проносились темные дома. Он выиграл пятьсот долларов, ничего подобного с ним еще не случалось. Его не оставлял призрачный запах горящей резины… словно он вновь переживает что-то, случившееся с ним в раннем детстве… ощущение грядущего несчастья отравляло радость удачи.
- Да, эти пьянчуги сначала звонят, а потом передумывают, - сказал таксист. - Ненавижу поганых пьянчуг. Позвонят, а потом решают - какого черта, глотну-ка еще пивка. А то пропьют все деньги, пока ждут машину, а начнешь кричать: «Кто вызывал такси?» - молчат.
- Да, - сказал Джонни.
Слева текла река Пенобскот, темная и маслянистая… А тут еще заболевшая Сара и это признание в любви. Возможно, оно было проявлением слабости, но, бог мой, а вдруг это правда! Он влюбился в нее прямо с первого свидания. Вот что было настоящей удачей, а не выигрыш на Колесе. Однако мысленно он возвращался именно к Колесу, оно вызывало тревогу. В темноте он все еще видел, как оно вращается, слышал, словно в дурном сне, замедляющееся пощелкивание указателя, который задевал за шпильку. Шальные деньги приносят несчастье.
Таксист повернул на автостраду № 6, теперь он увлеченно беседовал с самим собой:
- Вот я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал». Больно умный стал. Такого дерьма я ни от кого не потерплю, даже от собственного сына. Я вожу такси двадцать шесть лет. Меня грабили шесть раз. А сколько раз я «целовался», не сосчитать, хотя ни разу в крупную аварию не попал, спасибо деве Марии, святому Христофору и отцу вседержителю, правильно? ? каждую неделю, какой бы неудачной она ни была, я откладывал пять долларов ему на колледж. Еще когда он был молокососом. ? чего ради? Чтобы в один прекрасный день он пришел домой и заявил, что президент Соединенных Штатов свинья. Вот паразит! Парень небось думает, что я свинья, хотя знает, скажи он такое, я мигом пересчитаю ему зубы. Вот вам и нынешняя молодежь. Я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал».
- Да, - сказал Джонни. Теперь мимо пробегали перелески. Слева было Карсоново болото. Они находились примерно в семи милях от Кливс-Милз. Счетчик накинул еще десять центов.
Одна тонкая монетка, одна десятая доллара, эй-эй-эй.
- Можно спросить, чем промышляете?
- Работаю учителем в Кливсе.
- Да? Значит, вы понимаете, о чем я говорю. ? все-таки что за чертовщина происходит с этими детьми?
Просто они съели тухлую сосиску под названием Вьетнам и отравились. Ее продал им парень по имени Линдон Джонсон. Тогда они, знаете, пришли к другому парню и говорят: «Ради всего святого, мистер, нам чертовски скверно». А этот другой парень, Никсон, и отвечает: «Я знаю, как вам помочь. Съешьте еще несколько сосисок». Вот что произошло с американской молодежью.
- Не знаю, - ответил Джонни.
- Всю жизнь строишь планы, делаешь как лучше, - сказал таксист, и в голосе его на сей раз ощущалось какое-то замешательство, оно продлится не очень долго, ибо ему осталось жить какую-нибудь минуту. А Джонни, не зная этого, испытывал к нему жалость, сочувствовал его непонятливости.
Обними меня, милый, покрепче…
Ну давай не валяй дурака.
- ? всегда ведь хочешь самого хорошего, а парень приходит домой с волосами до задницы и заявляет, что президент Соединенных Штатов свинья! Свинья! Ну не дрянь, я…
- Берегись! - закричал Джонни.
Таксист повернулся к нему лицом - это было пухлое лицо члена Американского легиона, серьезное, сердитое и несчастное в отблесках приборной доски и внезапном свете приближающихся фар. Он быстро глянул вперед, но было уже поздно.
- ?ииисусе!
Впереди были две машины по обе стороны белой разделительной линии. «Мустанг» и «Додж чарджер» перевалили через гребень холма. Джонни даже слышал завывание форсируемых двигателей. «Чарджер» надвигался прямо на них. Он даже не пытался свернуть, и таксист застыл за рулем.
- ?ииииии…
Джонни едва заметил, что слева промелькнул «мустанг». ? тут же такси и «чарджер» столкнулись лоб в лоб, и Джонни почувствовал, как его поднимает вверх и отбрасывает в сторону. Боли не было, хотя он смутно сознавал, что зацепил ногами счетчик, да так, что сорвал его с кронштейна.
Звон бьющегося стекла. Громадный огненный язык полыхнул в ночи. Джонни пробил головой ветровое стекло. Все начало проваливаться в какую-то дыру. Он ощущал только боль, смутную, приглушенную в плечах и руках, а тело его устремилось вслед за головой сквозь дыру в стекле. Он летел. Летел в октябрьскую тьму.
Промелькнула мысль: Умираю? Неужели конец?
Внутренний голос ответил: Да, вероятно.
Он летел. Все смешалось. Октябрьские звезды, разбросанные в ночи. Грохот взрывающегося бензина. Оранжевый свет. Затем темнота.
Его полет закончился глухим ударом и всплеском. Он почувствовал влажный холод, когда очутился в Карсоновом болоте, в двадцати пяти футах от того места, где «чарджер» и такси, сцепившись воедино, выплеснули в небо столб огня.
Темнота.
Сознание угасало.
? наконец, осталось лишь гигантское красно-черное колесо, вращающееся в пустоте, в которой, возможно, плавают звезды, попытайте свое счастье, не повезет сейчас - повезет потом, эй-эй-эй. Колесо вращалось красно-черное, вверх-вниз, указатель щелкал по шпилькам, а он все пытался разглядеть, остановится ли стрелка на двойном зеро - цифре, приносящей выигрыш хозяину, одному лишь хозяину. Он пытался разглядеть, но колесо уже исчезло. Остались лишь мрак и эта всеобъемлющая пустота…
Забвение.
Джонни Смит оставался в нем долго, очень долго.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
30 октября 1970 года, около трех часов ночи на нижнем этаже небольшого дома за двести пятьдесят миль на юг от Кливс-Милз позвонил телефон.
Герберт Смит сел на кровати, проснувшись на половину, и какое-то время сидел как пришибленный, не в силах понять, что происходит.
Рядом послышался приглушенный голос Веры:
- Телефон.
- Ага, - сказал он и вскочил с кровати.
Это был дородный широкоплечий человек под пятьдесят лет, немного лысоватый, в голубых пижамных штанах. Он вышел на верхнюю площадку и включил свет. В низу пронзительно трещал телефон.
Герберт спустился вниз, в «телефонный уголок», как его называла Вера. Телефон стоял на чудном столике-тумбе, который она приобрела года три назад. Герберт с самого начала решительно отказался втискивать под этот столик свои двести сорок фунтов живого веса. Потому всегда разговаривал по телефону стоя. Ящик столика был забит выпусками «Ридерс Дайджест» и номерами журнала «Фатум».
Герберт положил руку на телефон, но не снимал трубку, и звонок продолжал трещать.
Такой поздний ночной звонок обычно мог означать одно из трех: или какой-то давний приятель напился до бесчувствия и решил, что тебе будет приятно поговорить с ним даже среди ночи; или кто-то ошибся номером; или же приготовься услышать плохие новости.
Надеясь в душе, что это просто ошибка, Герберт снял трубку.
- Алло!
В трубке прозвучал сухой мужской голос:
- Это дом Герберта Смита?
- Да.
- С кем я говорю?
- Я Герберт Смит. А что…
- Подождите, пожалуйста, через минуту вас соединят.
- Хорошо, но кто…
Но было уже поздно. В трубке клацнуло, будто на то конце провода сбросили на пол ботинок. А его тем временем соединяют. ?з всех телефонных неудобств - это были плохая слышимость, выходки малолетних шутников, которые звонили и спрашивали, где ты зарыл жестянку с бриллиантами, бездушные металлические голоса телефонисток, звонки услужливых агентов с предложениями приобрести тот или иной журнал - Герберт больше всего не любил ждать, пока его соединяют. Это было одно из тех новшеств, которые незаметно закрались в жизнь за последние десять лет. Когда-то на другом конце провода просто говорили: «Не ложите трубку, хорошо?» - и все. Тогда ты хотя бы мог послушать какие-нибудь далекие разговоры, лай собак, звуки радио, плачь младенца. А ждать, пока тебя соединяют, - совсем другое дело. Линия была безмолвна, совсем безжизненна. Ты оказывался в пустоте. Говорили бы уже прямо: «Пожалуйста, подождите, вас на минуту похоронят живьем».
Он понял, что немного боится чего-то.
- Ну что, Герберт?
Не отнимая трубку от уха, он повернулся. Наверху возле самых ступенек стояла Вера, в выцвевшем желтом халате, с волосами, накрученными на бигуди, и белым от крема, похожим на гипсовую маску лицом.
- Кто там?
- Еще не знаю. Соединяют.
- Соединяют? В полтретьего ночи?
- Да.
- Это не Джонни, нет? С Джонни ничего не случилось?
- Не знаю, - ответил Герберт, едва сдерживаясь, чтоб не повысить голос. Кто-то звонит в два часа ночи, просит тебя подождать, пока соединят, и ты начинаешь перебирать в памяти всех своих родственников и их болезни. Пересчитываешь одну за одной старых теток. Вспоминаешь, чем болеют дедушки и бабушки, если они живы. Думаешь, не заглох ли мотор у кого-то из старых друзей. ? стараешься не вспоминать про то, что имеешь единственного сына, которого очень любишь, и что такие звонки в большинстве и будят людей среди ночи, - и неожиданно ноги у тебя наливаются свинцом от напряженного ожидания…
Вера закрыла глаза и сложила руки перед отвислой грудью. Герб силился подавить в себе раздражение. Сдерживал себя, чтоб не сказать: «Вера, святое писание настойчиво советует молиться в спальне», - тогда бы она одарила его той особой ухмылкой, специально предназначенной для неверующих мужчин-святотатцев. А увидеть такую ухмылку в полтретьего ночи, да еще во время соединения, было бы чересчур.
В трубке снова клацнуло, и уже другой мужской голос, ощутимо старше, сказал:
- Алло! Мистер Смит?
- Да, а кто вы?
- ?звините, сер, что заставил вас ждать. Сержант Мэгс из полиции штата, участок Ороно.
- Это касается моего сына? Что-то случилось с моим сыном?
Сам того не замечая, Герберт сел таки на стульчик в «телефонном уголке». По всему телу разлилась слабость.
Сержант Мэгс спросил:
- Вы имеете сына по имени Джон Смит, без среднего инициала?
- С ним ничего не случилось? Он здоров?
Герберт услышал звук шагов. Вера спустилась вниз и встала рядом. Какое-то мгновенье стояла тихо, а потом рывком, как тигрица, вцепилась рукой в трубку.
- Что там? Что случилось с моим Джонни?
Он дернул трубку к себе и выхватил из ее руки, сломав Вере ноготь. Сурово посмотрел на нее, сказал:
- Я сам.
Она стояла и смотрела на него расширенными от страха выцвевшими голубыми глазами, закрыв рукой рот.
- Мистер Смит, вы меня слышите?
Едва ворочая языком, как после укола новокаина, Герберт выдавил из себя:
- Да, я имею сына по имени Джон Смит, без среднего инициала. Он живет в Кливс-Милзе. Работает учителем в местной школе.
Он попал в автомобильную аварию, мистер Смит. Состояние у него очень тяжелое. Мне очень жаль… - Голос Мэгса был размеренный официальный.
- О боже, - произнес Герберт. Мысли у него бурлили. Когда-то, еще на военной службе в Атланте, его жестоко избил на задворках какого-то бара паскудный белый здоровяк с Юга, по фамилии Чайлдрес. Тогда Герберт чувствовал себя так же, как и теперь, совсем раздавленным, и все его мысли сбились в беспорядочную громоздкую кучу. - О боже, - повторил он.
- Он умер? - вскрикнула Вера. - Умер? Джонни умер?
Герберт прикрыл рукой трубку.
- Нет. Он живой.
- Живой! Живой! - вскричала Вера и с хорошо слышным глухим стуком упала на колени прямо в «телефонном уголке». - О господи благодарю тебя и прошу: не обойди заботой нашего сына и защити его своею милосердною рукой от всякой беды, прошу тебя во имя сына твоего ?исуса и…
- Вера, помолчи!
Какое-то время молчали все трое, будто задумавшись о жизни на этом свете и о его далеко не радостных поворотах: и Герб, втиснувшись всем телом в «телефонный уголок», так что колени уперлись снизу в хлипкий столик, а лицо едва не тыкалось в букет пластмассовых цветов; и Вера замеревшая рядом, вплотную к стене; и невидимый сержант Мэгс, который был своеобразным очевидцем-слушателем этой невеселой трагикомедии.
- Мистер Смит…
- Слушаю. Я… я прошу прощения за шум.
- Я, понимаю, - сказал Мэгс.
- Мой сын… Джонни… он ехал в своем «фольксвагене»?
- Смертельные ловушки - эти железные жуки, - пробормотала Вера. - Смертельные ловушки… - По щекам ее котились слезы, соскальзывая с толстого слоя ночного крема, как дождевые капли с хромированной поверхности.
- Он ехал в такси компании «Бангор - Ороно», - сказал Мэгс. - Как мне известно, возникла ситуация такая. К несчастному случаю причастны три машины, в двух из них за рулем были подростки из Кливс-Милза. Они выехали из-за подъема на шоссе номер шесть, холм Карсона, и направились на восток. А ваш сын ехал на такси в Кливс, на запад. Такси и машина на встречной полосе движения столкнулись лоб в лоб. Водитель такси погиб, и парень, который был за рулем другой машины, тоже. Вашего сына и пассажира второй машины отправили в Восточный медицинский центр штата Мэн. Как я понимаю, оба в критическом состоянии.
- В критическом состоянии… - повторил за ним Герберт.
- В критическом состоянии! В критическом состоянии! - запричитала Вера.
«О боже, - подумал Герберт, - мы будто персонажи дешевой мелодрамы в каком-то жалком театрике». Ему стало стыдно за Веру перед сержантом Мэгсом, который, конечно же слышал ее причитания на заднем плане - на манер старогреческого хора. ?нтересно, а сколько таких разговоров провел сержант Мэгс за время своей службы? Наверное, не посчитать. Может быть он уже позвонил жене водителя такси и матери погибшего парня. А как они восприняли страшную весть? Да и какое кому до этого дело? Разве Вера не может плакать о своем сыне? ? почему это от горя человеку в голову лезут такие мысли?..
- Восточный медцентр… - сказал он и записал в блокноте на столике. На обложке блокнота была изображена улыбающаяся телефонная трубка, и шнур, который тянулся от нее, выписывал слова:
Спутник телефона.
- Как его ранило?
- ?звините, мистер Смит, вы о чем?
- Что у него повреждено? Голова? Внутренности? Что именно? ?ли он обгорел?
Вера пронзительно закричала.
- Вера, ты можешь помолчать?!
- За этими сведениями вам нужно обратиться в больницу, осторожно ответил Мэгс. - Я буду иметь подробный отчет только часа через два.
- Понятно.
- Мистер Смит, мне очень жаль, что я вынужден был поднять вас среди ночи и сообщить такую плохую весть…
- Что плохую, то плохую, - сказал Герберт. - А теперь, сержант, мне надо позвонить в больницу. Бывайте.
- Всего хорошего, мистер Смит.
Герберт положил трубку и бездумно уставился в телефон. «Вот так оно и бывает, - подумал он. - Кто мог подумать… Джонни…»
Вера снова закричала, и он уже с тревогой увидел, что она запустила руки в волосы, накрученные на бигуди, и с силой дергала их.
- Это Божье наказание! Божья кара за нашу неправедную жизнь, за грехи наши, за все! Герберт, стань на колени вместе со мной…
Вера, я должен позвонить в больницу. Яне хочу делать это на коленях.
- Мы помолимся за него… пообещаем исправиться… Если бы ты чаще ходил со мной в церковь… я знаю… это твое курение табака, это по кружечке после работы, со всеми твоими приятелями… это сквернословие… поминание имени Господа всуе … Кара божья… это кара божья…
Герберт взял в ладони ее лицо, чтобы она перестала так безумно и трясти головой. Прикосновение, к покрытой кремом коже было неприятным, но он не убрал рук. Он чувствовал искреннюю жалость к жене.
Последние десять лет Верина жизнь попала в какую-то серый сумрак, и она делила ее между своей баптистской верой и тем, что Герб считал невинной религиозной манией. Через пять лет после рождения Джонни врач обнаружил у нее несколько доброкачественных опухолей в матке и влагалище. После того, как их удалили, она больше не могла иметь детей. А через пять лет появились новые опухоли, и пришлось удалить матку. Тогда-то это все и набрало силу, и глубокая набожность удивительным образом соединились у нее с другими верованиями. Она жадно глотала брошюры об Атлантиде, о латающих кораблях из царства божьего, об «истинных христианах», которые будто бы живут в недрах земли. А журнал «Фатум» читала почти также, как Библию, и каждый раз ссылалась на оба эти источника, объясняя одно другим и наоборот.
- Вера, - произнес Герберт.
- Мы будем верить… - шептала она, умоляюще смотря на него. - Мы будем верить, и он выживет. Вот увидишь. Вот ты…
- Вера…
Она замолчала, не сводя с него глаз.
- Давай позвоним в больницу и узнаем, что там у них на самом деле, - ласково сказал Герберт.
- Н-ну хорошо. Давай.
- Ты не могла бы тихонько посидеть там на ступенях, совсем тихонько?
- Я хочу помолиться, - с детской упертостью ответила она. - Ты не можешь мне запретить.
- А я и не собираюсь запрещать. Только молись про себя.
- Конечно, про себя. Хорошо, Герберт.
Она пошла к лестнице, оправила халат и села. Потом сложила руки перед грудью, и губы ее зашевелились. Герберт позвонил в больницу. А через два часа они уже ехали на юг по пустынной Мэнской автостраде. Герберт сидел за рулем их фургончика «форд» образца 1966 года, Вера - рядом с ним на переднем сидении, прямая и напряженная. На коленях у нее лежала Библия.
2
Телефонный звонок разбудил Сару без четверти девять. Она пошла к телефону, еще не окончательно проснувшись. В пояснице до сих пор ломило после вчерашней рвоты, болели мышцы живота, но в целом чувствовала она себя лучше.
Она сняла трубку, уверенная, что это звонит Джонни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
- Минутку, - сказал он.
- Хорошо, - ответила Сара. Хотя чувствовала какую-то пустоту в голове и боль в желудке. К тому же в животе бурлило, что ей совсем не нравилось. Боже, только бы все обошлось. Пожалуйста.
Она подумала: Он не успокоится, пока все не проиграет.
? затем со странной уверенностью: Но он не проиграет.
- Ну что, приятель? - спросил хозяин. - Ставишь, нет? ?граешь, нет?
- Слиняешь, нет? - передразнил один из чернорабочих; раздался нервный смешок. Перед глазами Сары все плыло.
Джонни вдруг сдвинул купюры и четвертаки на угол доски.
- Ты что делаешь? - искренне удивившись, спросил хозяин.
- Всю кучу на 19, - ответил Джонни.
Саре хотелось застонать, но она сдержалась.
По толпе прошел шепот.
- Не искушай судьбу, - сказал Стив Бернхардт на ухо Джонни. Джонни не ответил. Он уставился на колесо с каким-то безразличием. Глаза его казались почти фиолетовыми.
Внезапно раздался звенящий звук, который Сара поначалу приняла за звон в ушах. Затем она увидела, как другие, уже поставившие деньги на кон, забирают их со стола, оставляя Джонни играть одного.
- Нет! - хотелось ей закричать. - Не так, не в одиночку, это нечестно…
Сара закусила губу. Она боялась, что ее стошнит, если она откроет рот. С животом стало совсем худо. Кучка денег, которую выиграл Джонни, одиноко лежала под ярким светом. Пятьдесят четыре доллара, а выигрыш на отдельной цифре был десять к одному.
Хозяин облизнул губы.
- Мистер, по закону я не должен разрешать ставить на отдельные цифры больше двух долларов.
- Ты это брось, - прорычал Бернхардт, - ты не должен был разрешать ставить свыше десяти на цифру, а ты только что дал ему поставить восемнадцать. Что, в штаны наложил?
- Нет, но…
- Давайте, - обрезал Джонни. - ?ли я ухожу. Моя девушка не совсем здорова.
Хозяин взглянул на толпу. Та смотрела на него враждебно. Глупцы. Не понимают, что парень выбрасывает деньги на ветер, а он пытается образумить его. Черт с ними. Все равно им не угодишь. Пускай хоть на голову становится и проигрывает вчистую. По крайней мере можно будет закрыть павильон на ночь.
- Ну что ж, - сказал он, - если среди вас нет государственного инспектора… - Он повернулся к Колесу. - Крутится-вертится колесо, где остановится, не знает никто.
Он крутанул, и цифры немедленно превратились в одно сплошное пятно. Какое-то время, показавшееся вечностью, не слышалось ничего, кроме жужжания Колеса удачи, вечерний ветерок где-то трепал полу тента, и в голове у Сары болезненно стучало. Она мысленно просила Джонни обнять ее, но он стоял неподвижно - руки на столе, глаза прикованы к Колесу, которое словно решило крутиться вечно.
Наконец вращение замедлилось настолько, что она могла прочесть цифры: 19 - 1 и 9, выведенные красным на черном фоне. Они то появлялись, то пропадали. Плавное жужжание Колеса перешло в мерное постукивание, громкое в этой тишине.
Цифры скользили мимо стрелки все медленнее и медленнее.
Один из чернорабочих с удивлением воскликнул:
- Черт возьми, еще, глядишь, выиграет!
Джонни стоял спокойно, глядя на Колесо, и теперь Саре казалось (может, из-за плохого самочувствия - живот то и дело схватывало), что глаза у него почти черные. Джекиль и Хайд, подумала она и внезапно ощутила безотчетный страх перед ним.
Тики-таки-тики-таки.
Колесо щелкало, оно прошло второй сектор, миновало 15 и 16, щелкнуло на 17 и, после секундного колебания, на 18. Последний щелчок - и стрелка уткнулась в гнездо под номером 19. Толпа затаила дыхание. Колесо еще слегка качнулось вперед, и указатель уставился в шпильку между 19 и 20. Долю секунды казалось, что шпилька не удержит указатель на 19, что в последний миг он перескочит на 20. Однако силы Колеса иссякли, оно вернулось назад и замерло.
Какое-то время в толпе не раздавалось ни звука. Ни единого звука.
Затем один из подростков произнес благоговейным шепотом:
- Эй, дядя, вы только что выиграли пятьсот сорок долларов.
А Стив Бернхардт добавил:
- Никогда еще такого не видел. Никогда.
Затем толпа взорвалась. Джонни хлопали по спине, толкали. Люди протискивались мимо Сары, чтобы дотронуться до него, и на мгновение, когда ее оттеснили, она почувствовала себя вконец несчастной, ее охватил панический страх. Сару пихали, обессиленную, туда-сюда, в животе у нее все переворачивалось. Перед глазами черными кругами ходило Колесо.
Через мгновение Джонни был уже с ней, и с затаенной радостью она увидела, что это был ее Джонни, а не тот, собранный, похожий на манекен, что смотрел, как Колесо совершает свой последний круг. Он выглядел смущенным и озабоченным.
- Прости, малыш, - сказал он, и ее захлестнуло чувство любви к нему.
- Все в порядке, - откликнулась она, совсем не будучи уверенной, что это так.
Хозяин откашлялся.
- Колесо закрыто, - сказал он. - Колесо закрыто.
Толпа понимающе зашумела. Хозяин взглянул на Джонни.
- Я вынужден дать вам чек, молодой человек. Я не держу здесь таких денег.
- Пожалуйста, как вам угодно, - сказал Джонни. - Только поскорее. Девушке действительно нехорошо.
- Ну да, чек, - сказал Стив Бернхардт с безграничным презрением. - Этот тип выпишет вам чек, который вернется неоплаченным, а сам зимой будет уже во Флориде.
- Послушайте, сэр, - начал хозяин. - Уверяю вас…
- ?ди уверяй свою мамашу, может, она тебе поверит, - сказал Бернхардт. Внезапно он перегнулся через доску и пошарил под прилавком.
- Эй! - завопил крупье. - Это же разбой!
На толпу это заявление не произвело никакого впечатления.
- Пожалуйста, - пробормотала Сара. Голова у нее шла кругом.
- Наплевать на деньги, - сказал вдруг Джонни. - Пропустите нас, пожалуйста. Девушке плохо.
- Во дает, - сказал подросток со значком Джими Хендрикса, однако вместе с дружком нехотя отодвинулся в сторону.
- Нет, Джонни, - сказала Сара, напрягая всю свою волю, чтобы сдержать тошноту. - Возьми деньги. - Пятьсот долларов - это была трехнедельная зарплата Джонни.
- Давай плати, дешевка, - прогремел Бернхардт. Он вытащил из-под прилавка сигарную коробку и отставил ее, не заглянув даже внутрь, затем пошарил снова и извлек на сей раз стальной ящичек-сейф, окрашенный в серо-стальной цвет. Он бухнул его на стол. - Если тут нет пятисот сорока долларов, я сожру свою рубашку у всех на глазах. - Мощной, тяжелой рукой он хлопнул Джонни по плечу. - Обожди минутку, сынок. У тебя будет сегодня получка или я не Стив Бернхардт.
- Правда, сэр, у меня нет столько…
- ?ли ты платишь, - сказал Стив Бернхардт, наклонившись над хозяином, - или я позабочусь, чтобы твою лавочку прикрыли. Я не шучу. Говорю вполне серьезно.
Хозяин вздохнул и полез за пазуху. Он вытащил ключ на тонкой цепочке. Толпа выдохнула. Саре стало совсем невмоготу. Живот у нее вздулся и вдруг словно омертвел. Что-то бешено рвалось из нее наружу. Спотыкаясь, она отошла от Джонни и протиснулась сквозь толпу.
- Ты здорова ли, милочка? - спросила какая-то женщина. Сара только мотнула головой.
- Сара! - позвал Джонни.
От Джекиля и Хайда… не спрятаться, мелькнуло у нее в голове. Когда она пробегала мимо карусели, перед ее глазами в темноте центральной аллеи словно замаячила светящаяся маска. Она ударилась плечом о фонарь, пошатнулась, обхватила его, и тут ее вырвало. Казалось, ее вывернуло всю, начиная от пяток. Желудок судорожно сжимался, точно нервные пальцы.
- О, боже, - сказала она ослабевшим голосом и, чтобы не упасть, крепче ухватилась за столб. Где-то позади ее звал Джонни, но сейчас она не могла отвечать, да и не имела желания. Желудок понемногу успокаивался, и в эту минуту ей хотелось одного: стоять в темноте и радоваться тому, что еще дышит, что пережила этот вечер.
- Сара? Сара!
Она дважды сплюнула, чтобы очистить рот.
- Я здесь, Джонни.
Он вышел из-за карусели, где застыли в прыжке гипсовые лошадки. Она заметила, что он рассеянно сжимает в руке толстую пачку купюр.
- Пришла в себя?
- Нет, но уже лучше. Меня стошнило.
- О, господи. Поедем домой. - Он нежно взял ее за руку.
- Получил свои деньги…
Он глянул на пачку денег и рассеянно сунул их в карман брюк.
- Да. То ли часть, то ли все, не знаю. Считал этот здоровяк.
Сара вытащила из сумочки платок и вытерла губы. Глоток бы воды, подумала она. Душу продала бы за глоток воды.
- Будь осторожен, - сказала она. - Это же куча денег.
- Шальные деньги приносят несчастье, - сказал он мрачно. - Одна из поговорок моей матушки. У нее их миллион. ? она терпеть не может азартные игры.
- Баптистка до мозга костей, - сказала Сара и судорожно передернулась.
- Ты что? - обеспокоено спросил он.
- Знобит, - сказала она. - Когда мы сядем в машину, включи подогрев на полную катушку и… О боже, кажется, опять…
Она отвернулась и со стоном выбросила все, что еще оставалось в желудке. Ее зашатало. Он осторожно, но твердо поддерживал ее.
- Ты можешь дойти до машины?
- Да. Сейчас уже хорошо. - Но голова у нее трещала, во рту стоял мерзкий привкус, и все кости так ломило, будто они выскочили из суставов.
Они медленно двинулись по центральной аллее, взметая ногами опилки, прошли мимо палаток, которые были уже закрыты и прибраны. За ними плыла какая-то тень, и Джонни быстро оглянулся, осознав, по-видимому, какая сумма у него в кармане.
То был один из подростков - лет около пятнадцати. Он застенчиво улыбнулся им.
- Надеюсь, вам получше, - обратился он к Саре. - Это, наверное, сосиски. Запросто можно съесть испорченную.
- Ой, и не говори, - сказала Сара.
- Вам помочь довести ее до машины? - спросил он Джонни.
- Нет, спасибо. Мы управимся.
- Ладно. Тогда отрываюсь. - Но он задержался еще на мгновение, его застенчивую улыбку сменила широкая ухмылка. - Приятно было посмотреть, как вздрючили этого типа.
? он убежал в темноту.
На стоянке белел одинокий «универсал» Сары; он сжался под неоновым светом фонаря, подобно несчастному, забытому щенку. Джонни открыл дверцу для Сары, и она осторожно села. Он проскользнул за руль и завел мотор.
- Придется подождать, пока обогреватель наберет силу, - сказал он.
- Не беспокойся. Мне уже тепло.
Он взглянул на Сару и увидел на ее лице капельки пота.
- Может, отвезти тебя в больницу? - спросил он. - Если это ботулизм, то дело серьезное.
- Нет, все в порядке. Мне бы только добраться до дома и лечь в постель. Завтра утром, если что, позвоню в школу и снова завалюсь спать.
- Не волнуйся, спи себе. Я позвоню за тебя.
Она благодарно взглянула на него.
- Позвонишь?
- Конечно.
Они уже выезжали на главную магистраль.
- ?звини, что не могу поехать к тебе, - сказала Сара. - Мне очень жаль. Правда.
- Ты ни при чем.
- А кто же? Я съела испорченную сосиску. Бедняжка Сара.
- Я люблю тебя, Сара, - сказал Джонни. ?так, слово было произнесено, его нельзя было взять обратно, оно повисло между ними в ожидании какого-то продолжения.
- Спасибо, Джонни, - только и могла ответить Сара.
Они продолжали путь в приятном молчании.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Была уже почти полночь, когда Джонни завернул машину к ее подъезду. Сара дремала.
- Эй, - сказал он, выключив мотор и легонько теребя ее. - Приехали.
- Ох… хорошо. - Она села прямо и плотнее запахнулась в шубу.
- Ну как ты?
- Лучше. Ноет желудок, и спина болит, но лучше. Джонни, езжай на машине в Кливс.
- Не стоит, - сказал он. - Еще кто-нибудь увидит ее утром перед домом. Ни к чему нам эти разговоры.
- Но я же собиралась поехать с тобой…
Джонни улыбнулся:
- Вот тогда стоило бы рискнуть, даже если бы пришлось пройти пешком три квартала. Кроме того, я хочу, чтобы машина была у тебя под рукой на тот случай, если ты передумаешь насчет больницы.
- Не передумаю.
- А вдруг. Можно я зайду и вызову такси?
- Конечно.
Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее начался новый приступ дрожи.
- Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом.
Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходства с казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимых форм и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форэст-Хиллз, Баэз в Карнеги-холл, «Джефферсон эйрплейн» в Беркли, «Бэрдс» в Кливленде.
Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонни озабоченно смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазами темные круги. Она выглядела действительно больной.
- Может, мне остаться на ночь, - сказал он. - Вдруг что-нибудь случится…
- Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейном позвонке? - Она взглянула на него с печальной улыбкой.
- Ну… Мало ли что.
Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне собиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и она побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».
- Все будет в порядке, - сказала она. - Это испорченная сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда у тебя будет перерыв.
- Ты уверена?
- Да.
- Ладно, парнишка. - Решив больше не спорить, он поднял трубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом. Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в светские игры.
- Готово, - сказал он, вешая трубку. - Они пришлют такси через пять минут.
- По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, - сказала она улыбаясь.
- Чаевых не пожалеем, - отозвался он, подражая известному комику Филдсу.
Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.
- Джонни, как ты это сделал?
- Ты о чем?
- Колесо. Как это тебе удалось?
- Какое-то озарение, вот и все, - сказал он без особой охоты. - У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко, даже в железку.
- Нет, - сказала она.
- Что - нет?
- Не думаю, что у каждого бывают озарения. То было что-то сверхъестественное. Меня… это даже напугало немного.
- Правда?
- Да.
Джонни вздохнул.
- Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия, вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалось находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее знаешь?
- Маленькая, грустная, тихая Лиза? - Она улыбнулась. - Знаю. На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.
- Она потеряла кольцо с монограммой школы, - сказал Джонни, - и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней полки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.
- ? ты всегда мог это делать?
Он засмеялся и покачал головой.
- Едва ли. - Улыбка слегка угасла. - Но сегодня чувство было особенно сильным, Сара. Это Колесо… - Он слегка сжал пальцы и разглядывал их насупившись. - Оно было вот здесь. ? вызывало чертовски странные ассоциации.
- Какие?
- С резиной, - произнес он медленно. - Горящей резиной. ? холодом. ? льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог знает почему. ? какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.
Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его лицо постепенно прояснилось.
- Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так показалось.
- Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, - сказала она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала, довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар, проникший в окно. Его такси.
- Я позвоню, - сказал он и нежно поцеловал Сару. - Ты точно не хочешь, чтобы я побыл здесь?
Внезапно ей этого захотелось, но она отрицательно покачала головой.
- Позвони, - сказала она.
- На третьей переменке, - пообещал он и направился к двери.
- Джонни?
Он повернулся.
- Джонни, я люблю тебя, - сказала она, и его лицо засветилось, словно вспыхнула электрическая лампочка.
Он послал воздушный поцелуй.
- Будешь чувствовать себя лучше, - сказал он, - тогда поговорим.
Она кивнула, но прошло четыре с половиной года, прежде чем она смогла поговорить с Джонни Смитом.
2
- Вы не возражаете, если я сяду впереди? - спросил Джонни таксиста.
- Нет. Только не заденьте коленями счетчик. Еще разобьете.
С некоторым усилием Джонни просунул ноги под счетчик и захлопнул дверь. Таксист, бритоголовый мужчина средних лет, с брюшком, опустил флажок, и машина двинулась по Флэгг-стрит.
- Куда?
- Кливс-Милз, - сказал Джонни. - Главная улица. Я покажу.
- Придется взять с вас в полтора раза больше, - сказал таксист. - Мне ведь, сами понимаете, пустым оттуда возвращаться.
Рука Джонни машинально накрыла пачку купюр в брючном кармане. Он пытался вспомнить, держал ли когда-нибудь при себе столько денег сразу. Только однажды. Когда купил подержанный «шевроле» за тысячу двести долларов. По наитию он попросил в банке выдать ему наличными - хотелось своими глазами увидеть такую кучу денег. Оказалось, ничего особенного. Зато какое было лицо у торговца машинами, когда Джонни вывалил ему в руку двенадцать стодолларовых бумажек! На это стоило посмотреть. Правда, сегодня пачка денег в кармане его нисколько не радовала, скорее наоборот, вызывала какое-то беспокойство, и ему вспоминалось выражение матери: шальные деньги приносят несчастье.
- Хорошо, пусть будет в полтора раза больше, - сказал он таксисту.
- Ну вот и договорились. - Таксист стал более разговорчивым. - Я так быстро приехал, потому что у меня был вызов на Риверсайд, а там никого не оказалось.
- Правда? - равнодушно спросил Джонни. Мимо проносились темные дома. Он выиграл пятьсот долларов, ничего подобного с ним еще не случалось. Его не оставлял призрачный запах горящей резины… словно он вновь переживает что-то, случившееся с ним в раннем детстве… ощущение грядущего несчастья отравляло радость удачи.
- Да, эти пьянчуги сначала звонят, а потом передумывают, - сказал таксист. - Ненавижу поганых пьянчуг. Позвонят, а потом решают - какого черта, глотну-ка еще пивка. А то пропьют все деньги, пока ждут машину, а начнешь кричать: «Кто вызывал такси?» - молчат.
- Да, - сказал Джонни.
Слева текла река Пенобскот, темная и маслянистая… А тут еще заболевшая Сара и это признание в любви. Возможно, оно было проявлением слабости, но, бог мой, а вдруг это правда! Он влюбился в нее прямо с первого свидания. Вот что было настоящей удачей, а не выигрыш на Колесе. Однако мысленно он возвращался именно к Колесу, оно вызывало тревогу. В темноте он все еще видел, как оно вращается, слышал, словно в дурном сне, замедляющееся пощелкивание указателя, который задевал за шпильку. Шальные деньги приносят несчастье.
Таксист повернул на автостраду № 6, теперь он увлеченно беседовал с самим собой:
- Вот я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал». Больно умный стал. Такого дерьма я ни от кого не потерплю, даже от собственного сына. Я вожу такси двадцать шесть лет. Меня грабили шесть раз. А сколько раз я «целовался», не сосчитать, хотя ни разу в крупную аварию не попал, спасибо деве Марии, святому Христофору и отцу вседержителю, правильно? ? каждую неделю, какой бы неудачной она ни была, я откладывал пять долларов ему на колледж. Еще когда он был молокососом. ? чего ради? Чтобы в один прекрасный день он пришел домой и заявил, что президент Соединенных Штатов свинья. Вот паразит! Парень небось думает, что я свинья, хотя знает, скажи он такое, я мигом пересчитаю ему зубы. Вот вам и нынешняя молодежь. Я и говорю: «Чтоб я этого больше не слышал».
- Да, - сказал Джонни. Теперь мимо пробегали перелески. Слева было Карсоново болото. Они находились примерно в семи милях от Кливс-Милз. Счетчик накинул еще десять центов.
Одна тонкая монетка, одна десятая доллара, эй-эй-эй.
- Можно спросить, чем промышляете?
- Работаю учителем в Кливсе.
- Да? Значит, вы понимаете, о чем я говорю. ? все-таки что за чертовщина происходит с этими детьми?
Просто они съели тухлую сосиску под названием Вьетнам и отравились. Ее продал им парень по имени Линдон Джонсон. Тогда они, знаете, пришли к другому парню и говорят: «Ради всего святого, мистер, нам чертовски скверно». А этот другой парень, Никсон, и отвечает: «Я знаю, как вам помочь. Съешьте еще несколько сосисок». Вот что произошло с американской молодежью.
- Не знаю, - ответил Джонни.
- Всю жизнь строишь планы, делаешь как лучше, - сказал таксист, и в голосе его на сей раз ощущалось какое-то замешательство, оно продлится не очень долго, ибо ему осталось жить какую-нибудь минуту. А Джонни, не зная этого, испытывал к нему жалость, сочувствовал его непонятливости.
Обними меня, милый, покрепче…
Ну давай не валяй дурака.
- ? всегда ведь хочешь самого хорошего, а парень приходит домой с волосами до задницы и заявляет, что президент Соединенных Штатов свинья! Свинья! Ну не дрянь, я…
- Берегись! - закричал Джонни.
Таксист повернулся к нему лицом - это было пухлое лицо члена Американского легиона, серьезное, сердитое и несчастное в отблесках приборной доски и внезапном свете приближающихся фар. Он быстро глянул вперед, но было уже поздно.
- ?ииисусе!
Впереди были две машины по обе стороны белой разделительной линии. «Мустанг» и «Додж чарджер» перевалили через гребень холма. Джонни даже слышал завывание форсируемых двигателей. «Чарджер» надвигался прямо на них. Он даже не пытался свернуть, и таксист застыл за рулем.
- ?ииииии…
Джонни едва заметил, что слева промелькнул «мустанг». ? тут же такси и «чарджер» столкнулись лоб в лоб, и Джонни почувствовал, как его поднимает вверх и отбрасывает в сторону. Боли не было, хотя он смутно сознавал, что зацепил ногами счетчик, да так, что сорвал его с кронштейна.
Звон бьющегося стекла. Громадный огненный язык полыхнул в ночи. Джонни пробил головой ветровое стекло. Все начало проваливаться в какую-то дыру. Он ощущал только боль, смутную, приглушенную в плечах и руках, а тело его устремилось вслед за головой сквозь дыру в стекле. Он летел. Летел в октябрьскую тьму.
Промелькнула мысль: Умираю? Неужели конец?
Внутренний голос ответил: Да, вероятно.
Он летел. Все смешалось. Октябрьские звезды, разбросанные в ночи. Грохот взрывающегося бензина. Оранжевый свет. Затем темнота.
Его полет закончился глухим ударом и всплеском. Он почувствовал влажный холод, когда очутился в Карсоновом болоте, в двадцати пяти футах от того места, где «чарджер» и такси, сцепившись воедино, выплеснули в небо столб огня.
Темнота.
Сознание угасало.
? наконец, осталось лишь гигантское красно-черное колесо, вращающееся в пустоте, в которой, возможно, плавают звезды, попытайте свое счастье, не повезет сейчас - повезет потом, эй-эй-эй. Колесо вращалось красно-черное, вверх-вниз, указатель щелкал по шпилькам, а он все пытался разглядеть, остановится ли стрелка на двойном зеро - цифре, приносящей выигрыш хозяину, одному лишь хозяину. Он пытался разглядеть, но колесо уже исчезло. Остались лишь мрак и эта всеобъемлющая пустота…
Забвение.
Джонни Смит оставался в нем долго, очень долго.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
30 октября 1970 года, около трех часов ночи на нижнем этаже небольшого дома за двести пятьдесят миль на юг от Кливс-Милз позвонил телефон.
Герберт Смит сел на кровати, проснувшись на половину, и какое-то время сидел как пришибленный, не в силах понять, что происходит.
Рядом послышался приглушенный голос Веры:
- Телефон.
- Ага, - сказал он и вскочил с кровати.
Это был дородный широкоплечий человек под пятьдесят лет, немного лысоватый, в голубых пижамных штанах. Он вышел на верхнюю площадку и включил свет. В низу пронзительно трещал телефон.
Герберт спустился вниз, в «телефонный уголок», как его называла Вера. Телефон стоял на чудном столике-тумбе, который она приобрела года три назад. Герберт с самого начала решительно отказался втискивать под этот столик свои двести сорок фунтов живого веса. Потому всегда разговаривал по телефону стоя. Ящик столика был забит выпусками «Ридерс Дайджест» и номерами журнала «Фатум».
Герберт положил руку на телефон, но не снимал трубку, и звонок продолжал трещать.
Такой поздний ночной звонок обычно мог означать одно из трех: или какой-то давний приятель напился до бесчувствия и решил, что тебе будет приятно поговорить с ним даже среди ночи; или кто-то ошибся номером; или же приготовься услышать плохие новости.
Надеясь в душе, что это просто ошибка, Герберт снял трубку.
- Алло!
В трубке прозвучал сухой мужской голос:
- Это дом Герберта Смита?
- Да.
- С кем я говорю?
- Я Герберт Смит. А что…
- Подождите, пожалуйста, через минуту вас соединят.
- Хорошо, но кто…
Но было уже поздно. В трубке клацнуло, будто на то конце провода сбросили на пол ботинок. А его тем временем соединяют. ?з всех телефонных неудобств - это были плохая слышимость, выходки малолетних шутников, которые звонили и спрашивали, где ты зарыл жестянку с бриллиантами, бездушные металлические голоса телефонисток, звонки услужливых агентов с предложениями приобрести тот или иной журнал - Герберт больше всего не любил ждать, пока его соединяют. Это было одно из тех новшеств, которые незаметно закрались в жизнь за последние десять лет. Когда-то на другом конце провода просто говорили: «Не ложите трубку, хорошо?» - и все. Тогда ты хотя бы мог послушать какие-нибудь далекие разговоры, лай собак, звуки радио, плачь младенца. А ждать, пока тебя соединяют, - совсем другое дело. Линия была безмолвна, совсем безжизненна. Ты оказывался в пустоте. Говорили бы уже прямо: «Пожалуйста, подождите, вас на минуту похоронят живьем».
Он понял, что немного боится чего-то.
- Ну что, Герберт?
Не отнимая трубку от уха, он повернулся. Наверху возле самых ступенек стояла Вера, в выцвевшем желтом халате, с волосами, накрученными на бигуди, и белым от крема, похожим на гипсовую маску лицом.
- Кто там?
- Еще не знаю. Соединяют.
- Соединяют? В полтретьего ночи?
- Да.
- Это не Джонни, нет? С Джонни ничего не случилось?
- Не знаю, - ответил Герберт, едва сдерживаясь, чтоб не повысить голос. Кто-то звонит в два часа ночи, просит тебя подождать, пока соединят, и ты начинаешь перебирать в памяти всех своих родственников и их болезни. Пересчитываешь одну за одной старых теток. Вспоминаешь, чем болеют дедушки и бабушки, если они живы. Думаешь, не заглох ли мотор у кого-то из старых друзей. ? стараешься не вспоминать про то, что имеешь единственного сына, которого очень любишь, и что такие звонки в большинстве и будят людей среди ночи, - и неожиданно ноги у тебя наливаются свинцом от напряженного ожидания…
Вера закрыла глаза и сложила руки перед отвислой грудью. Герб силился подавить в себе раздражение. Сдерживал себя, чтоб не сказать: «Вера, святое писание настойчиво советует молиться в спальне», - тогда бы она одарила его той особой ухмылкой, специально предназначенной для неверующих мужчин-святотатцев. А увидеть такую ухмылку в полтретьего ночи, да еще во время соединения, было бы чересчур.
В трубке снова клацнуло, и уже другой мужской голос, ощутимо старше, сказал:
- Алло! Мистер Смит?
- Да, а кто вы?
- ?звините, сер, что заставил вас ждать. Сержант Мэгс из полиции штата, участок Ороно.
- Это касается моего сына? Что-то случилось с моим сыном?
Сам того не замечая, Герберт сел таки на стульчик в «телефонном уголке». По всему телу разлилась слабость.
Сержант Мэгс спросил:
- Вы имеете сына по имени Джон Смит, без среднего инициала?
- С ним ничего не случилось? Он здоров?
Герберт услышал звук шагов. Вера спустилась вниз и встала рядом. Какое-то мгновенье стояла тихо, а потом рывком, как тигрица, вцепилась рукой в трубку.
- Что там? Что случилось с моим Джонни?
Он дернул трубку к себе и выхватил из ее руки, сломав Вере ноготь. Сурово посмотрел на нее, сказал:
- Я сам.
Она стояла и смотрела на него расширенными от страха выцвевшими голубыми глазами, закрыв рукой рот.
- Мистер Смит, вы меня слышите?
Едва ворочая языком, как после укола новокаина, Герберт выдавил из себя:
- Да, я имею сына по имени Джон Смит, без среднего инициала. Он живет в Кливс-Милзе. Работает учителем в местной школе.
Он попал в автомобильную аварию, мистер Смит. Состояние у него очень тяжелое. Мне очень жаль… - Голос Мэгса был размеренный официальный.
- О боже, - произнес Герберт. Мысли у него бурлили. Когда-то, еще на военной службе в Атланте, его жестоко избил на задворках какого-то бара паскудный белый здоровяк с Юга, по фамилии Чайлдрес. Тогда Герберт чувствовал себя так же, как и теперь, совсем раздавленным, и все его мысли сбились в беспорядочную громоздкую кучу. - О боже, - повторил он.
- Он умер? - вскрикнула Вера. - Умер? Джонни умер?
Герберт прикрыл рукой трубку.
- Нет. Он живой.
- Живой! Живой! - вскричала Вера и с хорошо слышным глухим стуком упала на колени прямо в «телефонном уголке». - О господи благодарю тебя и прошу: не обойди заботой нашего сына и защити его своею милосердною рукой от всякой беды, прошу тебя во имя сына твоего ?исуса и…
- Вера, помолчи!
Какое-то время молчали все трое, будто задумавшись о жизни на этом свете и о его далеко не радостных поворотах: и Герб, втиснувшись всем телом в «телефонный уголок», так что колени уперлись снизу в хлипкий столик, а лицо едва не тыкалось в букет пластмассовых цветов; и Вера замеревшая рядом, вплотную к стене; и невидимый сержант Мэгс, который был своеобразным очевидцем-слушателем этой невеселой трагикомедии.
- Мистер Смит…
- Слушаю. Я… я прошу прощения за шум.
- Я, понимаю, - сказал Мэгс.
- Мой сын… Джонни… он ехал в своем «фольксвагене»?
- Смертельные ловушки - эти железные жуки, - пробормотала Вера. - Смертельные ловушки… - По щекам ее котились слезы, соскальзывая с толстого слоя ночного крема, как дождевые капли с хромированной поверхности.
- Он ехал в такси компании «Бангор - Ороно», - сказал Мэгс. - Как мне известно, возникла ситуация такая. К несчастному случаю причастны три машины, в двух из них за рулем были подростки из Кливс-Милза. Они выехали из-за подъема на шоссе номер шесть, холм Карсона, и направились на восток. А ваш сын ехал на такси в Кливс, на запад. Такси и машина на встречной полосе движения столкнулись лоб в лоб. Водитель такси погиб, и парень, который был за рулем другой машины, тоже. Вашего сына и пассажира второй машины отправили в Восточный медицинский центр штата Мэн. Как я понимаю, оба в критическом состоянии.
- В критическом состоянии… - повторил за ним Герберт.
- В критическом состоянии! В критическом состоянии! - запричитала Вера.
«О боже, - подумал Герберт, - мы будто персонажи дешевой мелодрамы в каком-то жалком театрике». Ему стало стыдно за Веру перед сержантом Мэгсом, который, конечно же слышал ее причитания на заднем плане - на манер старогреческого хора. ?нтересно, а сколько таких разговоров провел сержант Мэгс за время своей службы? Наверное, не посчитать. Может быть он уже позвонил жене водителя такси и матери погибшего парня. А как они восприняли страшную весть? Да и какое кому до этого дело? Разве Вера не может плакать о своем сыне? ? почему это от горя человеку в голову лезут такие мысли?..
- Восточный медцентр… - сказал он и записал в блокноте на столике. На обложке блокнота была изображена улыбающаяся телефонная трубка, и шнур, который тянулся от нее, выписывал слова:
Спутник телефона.
- Как его ранило?
- ?звините, мистер Смит, вы о чем?
- Что у него повреждено? Голова? Внутренности? Что именно? ?ли он обгорел?
Вера пронзительно закричала.
- Вера, ты можешь помолчать?!
- За этими сведениями вам нужно обратиться в больницу, осторожно ответил Мэгс. - Я буду иметь подробный отчет только часа через два.
- Понятно.
- Мистер Смит, мне очень жаль, что я вынужден был поднять вас среди ночи и сообщить такую плохую весть…
- Что плохую, то плохую, - сказал Герберт. - А теперь, сержант, мне надо позвонить в больницу. Бывайте.
- Всего хорошего, мистер Смит.
Герберт положил трубку и бездумно уставился в телефон. «Вот так оно и бывает, - подумал он. - Кто мог подумать… Джонни…»
Вера снова закричала, и он уже с тревогой увидел, что она запустила руки в волосы, накрученные на бигуди, и с силой дергала их.
- Это Божье наказание! Божья кара за нашу неправедную жизнь, за грехи наши, за все! Герберт, стань на колени вместе со мной…
Вера, я должен позвонить в больницу. Яне хочу делать это на коленях.
- Мы помолимся за него… пообещаем исправиться… Если бы ты чаще ходил со мной в церковь… я знаю… это твое курение табака, это по кружечке после работы, со всеми твоими приятелями… это сквернословие… поминание имени Господа всуе … Кара божья… это кара божья…
Герберт взял в ладони ее лицо, чтобы она перестала так безумно и трясти головой. Прикосновение, к покрытой кремом коже было неприятным, но он не убрал рук. Он чувствовал искреннюю жалость к жене.
Последние десять лет Верина жизнь попала в какую-то серый сумрак, и она делила ее между своей баптистской верой и тем, что Герб считал невинной религиозной манией. Через пять лет после рождения Джонни врач обнаружил у нее несколько доброкачественных опухолей в матке и влагалище. После того, как их удалили, она больше не могла иметь детей. А через пять лет появились новые опухоли, и пришлось удалить матку. Тогда-то это все и набрало силу, и глубокая набожность удивительным образом соединились у нее с другими верованиями. Она жадно глотала брошюры об Атлантиде, о латающих кораблях из царства божьего, об «истинных христианах», которые будто бы живут в недрах земли. А журнал «Фатум» читала почти также, как Библию, и каждый раз ссылалась на оба эти источника, объясняя одно другим и наоборот.
- Вера, - произнес Герберт.
- Мы будем верить… - шептала она, умоляюще смотря на него. - Мы будем верить, и он выживет. Вот увидишь. Вот ты…
- Вера…
Она замолчала, не сводя с него глаз.
- Давай позвоним в больницу и узнаем, что там у них на самом деле, - ласково сказал Герберт.
- Н-ну хорошо. Давай.
- Ты не могла бы тихонько посидеть там на ступенях, совсем тихонько?
- Я хочу помолиться, - с детской упертостью ответила она. - Ты не можешь мне запретить.
- А я и не собираюсь запрещать. Только молись про себя.
- Конечно, про себя. Хорошо, Герберт.
Она пошла к лестнице, оправила халат и села. Потом сложила руки перед грудью, и губы ее зашевелились. Герберт позвонил в больницу. А через два часа они уже ехали на юг по пустынной Мэнской автостраде. Герберт сидел за рулем их фургончика «форд» образца 1966 года, Вера - рядом с ним на переднем сидении, прямая и напряженная. На коленях у нее лежала Библия.
2
Телефонный звонок разбудил Сару без четверти девять. Она пошла к телефону, еще не окончательно проснувшись. В пояснице до сих пор ломило после вчерашней рвоты, болели мышцы живота, но в целом чувствовала она себя лучше.
Она сняла трубку, уверенная, что это звонит Джонни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24